«Портрет принцессы Ламбаль» из собрания Радищевского музея

Все материалы рубрики

«Искусствовед рассказывает...»

Останавливаясь перед витриной с миниатюрными портретами, посетители Радищевского музея нередко задерживают взгляд на портрете молодой женщины, с высокой пышной прической белокурых волос, украшенных розами.

Милое, нежное лицо, лишенное внешней эффектности, броской красоты...

На миниатюре изображена Мария-Тереза-Луиза де Савуа-Кариньян, дочь принца Савойского, принцесса де Ламбаль.

В июне 1768 года недавно овдовевшая 19-летняя принцесса была представлена королевскому двору. Когда два года наследник престола, будущий Людовик XVI, женился на австрийской эрцгерцогине Марии Антуанетте, между молодыми женщинами быстро сложились дружеские отношения. Мемуары, светские хроники непременно называют имя принцессы Ламбаль в числе ближайщего окружения юной дофины на сменяющих друг друга бесконечной вереницей "балах", "обедах", "вечерах в опере", "катанье на санях". Художница Элизабет Виже-Лебрен, написавшая несколько портретов принцессы Ламбаль так описывает свою модель: "Не обладая красотой, она казалась каким-то нездешним существом. У неё были мелкие черты лица, ослепительно свежая кожа и роскошные светлые волосы. Всем известен ужасный конец несчастной сей принцессы, как следствие безграничной её преданности королеве".

Стефан Цвейг в биографическом романе, посвященном последней королеве Франции называет дружбу королевы и принцессы Ламбаль удачей Марии Антуанетты. "Не алчная до денег, не властолюбивая и не интриганка, нежная, сентиментальная натура, она с искренним дружелюбием отвечает на внимание королевы. У нее безупречная репутация, ее влияние распространяется лишь на частную жизнь королевы. Представительница одной из знатнейших семейств Франции, она не вымаливает протекций для своих друзей, для членов своей семьи, не вмешивается в дела государства, в политику. В ее салоне не играют в азартные игры, она не втягивает Марию Антуанетту в водоворот удовольствий, нет, она тихо и незаметно хранит свою верность, и, наконец, героическая смерть с потрясающей силой подтверждает, что она действительно была настоящим другом королевы".

К моменту развития самых драматических событий Французской революции принцесса находилась в Англии. Она встречалась со многими политиками и министрами, пытаясь найти у них помощь для спасения королевской семьи. Однако, поняв, что ничего не добьется, Ламбаль решает вернуться во Францию. Сама королева всячески старалась отговорить принцессу от этого намерения. "Я счастлива, моя дорогая Ламбаль, - писала она, - что при ужасном положении наших дел хоть вы в безопасности; не возвращайтесь, я, кажется, всем приношу несчастье. Для моего спокойствия необходимо, чтобы мои друзья не компрометировали себя напрасно, это значило бы себя губить без всякой пользы для нас. Не увеличивайте же моих личных забот беспокойством за тех, кто мне так дорог… Еще раз повторяю вам, моя дорогая, нет, не возвращайтесь ни за что… Не бросайтесь добровольно в пасть тигра… С меня довольно тревоги за мужа да за моих милых малюток…" Сравнение возвращения во Францию для принцессы с "бросанием в пасть тигра" отнюдь не было преувеличением. Это вполне осознавала и сама принцесса. Поэтому еще в Англии она составила духовное завещание.

После того, как 10 августа 1792 года король Людовик XVI был низложен и королевская семья заключена в крепость Тампль, принцесса Ламбаль оказалась в тюрьме Ла Форс. Многие друзья принцессы хлопотали о ее освобождении. Самое деятельное участие в судьбе принцессы принимал ее врач - Зейферт. Он сумел добиться встречи с главными лидерами якобинцев - Маратом, Дантоном и Робеспьером. "Если вы хотя бы один раз встретили ее в обществе, то вы бы поняли участие, которое я в ней принимаю. У нее чудное сердце, она истинный друг народа. Я спас ей жизнь как врач, и знаю ее вполне; она заслуживает полного сочувствия всех друзей свободы". Однако, в ответ слышал только пустые слова, полные революционного пафоса, и прямые угрозы: "Народное правосудие слишком справедливо, чтобы поразить невиновного. Вам ничего иного не остается, как только ожидать результатов этого правосудия. Народ чутьем отличает правого от виноватого. Но он, конечно, не может щадить кровь своих исконных врагов... Париж и его население стоят на страже Франции. Сейчас свершается уничтожение рабства и воскресение народной свободы. Всякий, кто станет противиться народному правосудию, не может быть не чем иным, как врагом народа!". Последние слова в то время уже могли считаться приговором.

3 сентября 1792 года принцесса Ламбаль была убита - парижская толпа растерзала ее, а отрубленную голову принцессы, надетую на пику, пронесли под окнами крепости Тампль, чтобы ее могла увидеть королева.

Жестокость расправы над принцессой Ламбаль ужаснула многих очевидцев тех событий, даже тех, кого никак нельзя было упрекнуть в симпатии к аристократии. Один из них - писатель Луи Себастьян Мерсье считал, что "единственным преступлением принцессы Ламбаль была ее преданность королеве". "В народных волнениях вообще принцесса не играла никогда никакой выдающейся роли; на нее не падало никакого подозрения, и она, напротив, была известна всему народу своей обширной благотворительностью. Самые беспощадные журналисты, самые пылкие народные ораторы никогда не указывали на нее ни в своих статьях, ни в своих речах". Но какой бы страшной не выглядела эта казнь, она ничем не отличалась от тысяч других, ибо суд и расправа в те страшные дни "кровавого сентября" вершились людьми, как правило, необразованными, сознание которых формировалось под воздействием революционной пропаганды, бульварной прессы, сплетен и слухов. В самом возвращении принцессы Ламбаль во Францию они усматривали не что иное как подготовку "интриганкой" и "заклятым врагом Революции" контрреволюционного заговора.

Для роялистов же поступок принцессы Ламбаль стал олицетворением высшего проявления мужества и душевного благородства.

В конце XIX века самый итальянский поэт Джозуэ Кардуччи посвятил принцессе Ламбаль один из самых знаменитых своих сонетов:

Ручьи печалятся, и внятен вздох глубокий

В летящих из-за гор Савойи ветерках.

Железа, ярости теперь настали сроки:

Маркиза де Ламбаль простёрта на камнях.

Да, в золоте кудрей, что льются, как потоки,

Она, раздетая, повержена во прах;

И тело тёплое цирюльник мнёт жестокий

Рукой кровавою, забыв недавний страх.

«Какая белая! – бормочет в диком гневе. –

Не шея – лилия! А щёчки – нам на горе!

С гвоздикой сходен рот – под стать чистейшей деве!

Ты, пышнокудрая, с глазами цвета моря!

Там, в Тампле, без тебя тоскливо королеве –

Но боги смерти ей снесут подарок вскоре!