Цвет: содержание произведений живописи

Впечатлениями о выставке «Радуга сновидений» саратовского художника Геннадия Панферова, проходившей в Радищевском музее в ноябре делится со мной Вячеслав Лопатин: - «Поговорить не с кем! Удивляюсь своим ощущениям от ярких красок Геннадия, когда увидел экспозицию выставки. Впечатление абстрактной живописи, которую теперь разрешают показывать. И вновь заболели воспоминания, как нас – «круг Гущина» - не пускают на выставки саратовских художников за «формализм». А когда выставку открыли, этикетки повесили - опять удивление: не абстракция, а тематика на выставке».

- «Да многие посетители замечают эту разницу восприятия, а насколько сам автор задумывался над содержанием своих картин? Неужели так сильно зрительское восприятие картины зависит от её названия?».

- «Я думал об этом… А вам то насколько интересно рассуждать об этом?».

- «Я, проходя по выставке, слышу мнения посетителей, что, наверное, художник сначала рисует, а уж потом придумывает название к готовой работе, иногда совсем неожиданное. Здесь оказался целый блок картин на библейские темы – они вот как раз кажутся наиболее интересными, но чтобы рассмотреть их лучше и воспринять – надо отойти – но лестница не позволяет этого сделать – и зрители поднимаются на пролет вверх, наслаждаются живописными работами – подолгу стоят и смотрят».

- «А что мы видим?».

- «Панфёрова интересует фактура. Он экспериментирует с разными материалами – мы видим нити холста, гальку, речной песок, окрашенный масляной краской. Его вещи напоминают гобелены, перегородчатые эмали, витражи: нет традиционной реалистичной живописи и угадать сюжет картины без этикетки или устного пояснения практически невозможно. Неужели весь смысл работ Панферова состоит в необычных эффектах фактуры?».

- «Тут, кстати говоря о фактуре, мне вспоминается Николай Михайлович Гущин - художник приехал из Франции в 1947 году и всю оставшуюся жизнь работал в нашем музее реставратором».

- «А почему, работая много лет в музее, о Гущине не знаю я: уж Панфёров и подавно, какие же отношения могут быть между ними?».

- «Слушаю вас, Вячеслав Владимирович, и мне кажется, что сейчас на выставке Гущин говорит о картинах Панфёрова, но сам то Гущин в этом направлении работал?».

- «Кому и вспомнить Гущина, если он в 1965 году умер? Тамара Викторовна, нынешний генеральный директор, тогда сотрудник Радищевского музея с 1953 года — работала с Гущиным. Водонос помнит, я, Чудин. Солянов работал с Гущиным в реставрационной мастерской музея. Вспоминает Чудин, а будто относится его характеристика живописи Гущина частично и к выставке Панфёрова: - «...у Гущина действительно матерьяльность. Как мы говорили, как нас учили? - это стекло, бумага, целлофан, у него же матерьяльность - это сущности, как он их называл.» И для меня необычны были рассуждения Гущина: - «Смотрите в угол!» - в его комнате на треугольном столике на стеклянной подставке цветы в вазе, стакан в серебряном подстаканнике, фарфоровый чайник, ложечка, нож. - «Я пишу натюрморт. Мне не нравится носик чайника. Имею я право рисовать чайник не так, как вижу, а как мне хочется?» - «Конечно!» - «Следите за моей мыслью: металл, стекло, фарфор, драпировка, букет цветов - у каждого предмета своя материальность, своя материальная сущность. А имею право я, творческая личность, не рисовать предметы, а изображать игру их материальных сущностей?». - «???!!!» - «Игра материальных сущностей может быть содержанием произведения искусства. Игру организует ритм - линейный, цветовой, фактурный, объёмный».

- «Николай Михайлович Гущин в 1963 году написал картину под названием «Игра материальных сущностей». Люди её увидели через двадцать два года после смерти Гущина, в 1987 году, когда разрешили показать персональную выставку Гущина. Эту картину подарил Гущин своему ученику Аркадию Солоницину: в 1948 году Гущин преподавал технологию живописи в Саратовском художественном училище. Преподаватели училища написали в Обком КПСС, что эмигрант Гущин не имеет права учить советских студентов. Гущина уволили из училища, но работать реставратором в Радищевском музее оставили».

- «Неужели так плохо обстояли дела?».

- «Дальше стало хуже: Гущина идеологическим диверсантом объявили. В 1961 году саратовский Союз художников написал в Обком КПСС донос на директора Радищевского музея Валентину Фёдоровну Завьялову: держит на работе в музее Гущина, который, якобы, реставратор, а на самом деле замаскированный идеологический диверсант, абстракционист, организовал в музее «группу формалистов» - она его покрывает».

- «И как же после такого обвинения они в живых остались?».

- «Оказалось, не лыком шит Гущин. Совпали события - в это самое время все газеты поместили сообщение ТАСС, что Советское правительство подарило Джавахарлалу Неру картину «Ганди» саратовского художника Гущина. Сам Николай Михайлович об этом молчал, а в Сообщении ТАСС говорилось, что Гущин, проживая, как теперь говорится - «на Лазурном берегу» - в Ницце, во время войны организовал «Союз советских патриотов», близко примыкавший к движению Французского сопротивления. Предложил Гущин по старой памяти Микояну, министру иностранных дел СССР, подарить картину Индии - там Ганди национальный герой... ЦК КПСС «цыкнуло» на Саратовский Обком КПСС. Вместо Бородина стал Председателем Союза художников Саратова Бобров. Гуров, инициатор гонения на Гущина, сказал на общем собрании Союза художников: - «В Саратове нет абстрактного искусства. Есть отдельные фанатики — Аржанов... мы в корне его пресекли». Союз художников на этом собрании принял резолюцию, что в Саратове нет формализма».

- «Вот так история, как в кино! И конец хороший!»

- «Если бы! Надеялись! Сам Гущин говорил, что теперь саратовские художники оставят его в покое. Но произошло событие - «Хрущёв посетил Манеж!» в конце того же 1962 года: отыгрались и художники, и Обком. Завьялову затравили, от огорчения - близкие люди говорили - у неё развился скоротечный рак. Гущин тоже заболел. А теперь скажите, Стелла! Сегодня, когда киношными кажутся те события, зачем людям о них напоминать?».

- «Озадачили вы меня...».

Интервью у В.В. Лопатина взяла С.А. Чеботарёва 15 ноября 2013 года.

ИЗ КНИГИ ОТЗЫВОВ НА ВЫСТАВКЕ ПАНФЁРОВА

В живописи Панфёрова, подобно звуку музыки, цвет стремится стать содержанием произведения искусства.

«Мои краски — напевы» говорил Борисов-Мусатов. Он и его ученики — голуборозовцы обоснователи российского авангарда.

Несюжетное содержание живописи Мусатова и немелодическое содержание музыки Баха — единой природы.

Оптические впечатления Мусатова организованы интервалом цветовой шкалы. Звуковые эмоции Бах конструирует интервалом темперированной октавы. «Интервал» музыкальной октавы в буквальном переводе с итальянского языка имеет значения «больше (мажор)», «меньше (минор)». В китчевом понимании «мажор» - «бодрость, жизнерадостность», «минор» — «грусть, тоска».

В основе музыкальной грамоты абстрактное понятие «звук».

Конструкция абстрактного понятия «цвет» - спектральная «Формула цвета Чудина» 1965 года. Один в другой вписаны три квадрата — графическое выражение понятия «цвет».

Каждый цвет, говорит Чудин, имеет два полюса — тёплый и холодный. Цветовая шкала Чудина по теории Гёте, не по Ньютону, имеет шесть спектральных цветов: красный — К, оранжевый — О, жёлтый — Ж, зелёный — З, синий — С, фиолетовый — Ф.

Цветовая грамота будущего: компьютерная эпоха — художник смотрит, записывает своё видение — подобно композитор, исполнитель музыки.

Лопатин. 1 ноября 2013 г.