Шедевры В.Э. Борисова-Мусатов в музеях России и мира. Этюды к неосущественной картине "Жатва" из собрания Саратовского государственного художественного музея имени А.Н. Радищева, Тюменского областного музея изобразительных искусств.

При поддержке Фонда президентских грантов и Общества друзей Радищевского музея

Среди неосуществлённых творческих замыслов Виктора Борисова-Мусатова - картина «Жатва», которая, пожалуй, могла бы стать одним из знаковых произведений мастера. Живописные и графические этюды, наброски композиции для «Жатвы» хранятся в собраниях нескольких российских музеев: Государственной Третьяковской галереи, Саратовского государственного художественного музея имени А.Н. Радищева, Музейного комплекса имени И.Я. Словцова, структурного подразделении ГАУК ТО «Тюменское музейно-просветительское объединение».

В Радищевском музее находится четыре живописных этюда и два рисунка к картине «Жатва». Над ними художник работал в селе Юрьевском Малоярославецкого уезда Калужской губернии. Туда он отправился летом 1896 года, чтобы навестить молодую пару – свою старшую сестру Агриппину и Фёдора Немировых, которые совсем недавно поженились. Фёдор Егорович Немиров был родом из Юрьевского, окончил курсы граверов-литографов в Москве, а потом поселился в Саратове, открыл небольшую типографию и присмотрел невесту.

Е.Э. Мусатова, младшая сестра художника, вспоминала о поездке в Калужскую губернию: «Приехал он рано утром на лошади от станции. Гостил брат недолго дней десять всего. Однако за столь короткий срок написал этюд к предполагаемой картине под названием «Жатва». Писал в ржаном поле в самый зной, двух сестер мужа моей сестры: Женю и Катю, во время жатвы. Нелегко им было позировать в сильную жару, но девушки оставались довольны, что с них «снимают» портрет, как выражались они. Брату нравились золотистые краски ржаных полей, голубое небо и ярко-красные сарафаны на девушках, с белыми платками на голове».

Ф.Е. Немиров в письме делился своими воспоминаниями: «Виктор мне говорил, что он в Юрьевском приобрёл очень много полезного и красивого, ты помнишь, когда Женя и Катя носили ярко-красные платки и голубые кофты, когда Виктор на жнитве их писал, какие у него получились чудные фиолетовые пятна, от них он был прямо в восторге и радовался как ребенок... После этого он стал писать лошадь Шанку уже сине-фиолетовыми тонами, часто он простаивал за сараем цельными часами, любуясь панорамой луга, реки и леса. Много делал записей в книжку, да и вообще у него была такая привычка – чуть что, сейчас же и записывать. Помню, был такой случай: мы пошли с ним на пруды ловить карасей, это было часов в 10 утра, когда закинули удочки, то он вскакивает, подбегает ко мне и указывает мне на воду, признаться сказать, я думал он рехнулся, оказалось, что он увидел в воде красивые отражения деревьев и берега…».

Замысел картины возник у художника в Париже, где Борисов-Мусатов с 1895 года учился в студии Фернана Кормона. Молодой художник впитывал новые впечатления, идеи, шёл в своих поисках параллельно с импрессионистами.

В живописных этюдах к «Жатве», которые явно написаны с натуры, на открытом воздухе, он использует нарочито «небрежный» мазок, которым смело лепит форму, экспериментирует, разлагая цвет на составные элементы, сочетая яркие, сочные краски. «Изображая жатву, Мусатов не передает нам «деревенскую страду», а дает ряд этюдов, в которых радостно золотится спелая рожь, веселыми пятнами блещут яркие наряды жниц», - писал исследователь жизни и творчества художника.

Влияние импрессионизма ощутимо и в том, как работал художник над композицией картины. Достаточно посмотреть на карандашные наброски из ГТГ, чтобы в этом убедиться. Он отказался от изображения самого процесса жатвы, а выбрал момент, когда женщины несут снопы к телеге. Для каждой фигуры была найдена своя поза, поворот, движение рук. Сама телега не видна, крупно даётся лишь голова лошади Шанки. Наибольшее завершение сюжет получил в графической работе «Три женские фигуры и лошадь» из собрания Тюменского областного музея изобразительных искусств.

Большая часть этюдов к «Жатве» хранилась в семье Немировых. В 1912 году Агриппина Эльпидифоровна передала их в Радищевский музей, а в 1930 году к ним добавились ещё несколько работ, находившихся на хранении в Государственной Третьяковской галерее.

В заключение скажем несколько слов об А.Э. Мусатовой. Она запечатлена братом в работах: «Дама в качалке» и «Девушка, освещённая солнцем». Её жизнь прошла в заботах о семье, детях. Вместе с Еленой Мусатовой они пытались в начале 1920-х годов создать в Саратове музей, посвящённый памяти брата. А в конце 1930-х Агриппина написала воспоминания, которые закончила трогательно-простодушной фразой: «Виктор был очень скрытный затаившийся поэт, он любил всё стройное, изысканное и прекрасное…».