Ускользающая красота. Вот так начнешь изучать фамильные портреты…

Сегодня наше краткое знакомство с аристократическими героями портретов и их семействами завершается, мы немного освоились в кругах русской знати, а потому то и дело по ходу рассказа будем встречать уже известных нам персонажей и приветствовать их как старых приятелей.

Часть шестая

Ускользающая красота

Потомки и наследники – в чем разница?

Пожалуй, одним из главных впечатлений после посещения выставки «Аристократический портрет» стало следующее наблюдение. Родовая аристократия была сильна постоянно возобновляемой преемственностью новых поколений, так сохранялись жизненно необходимые основы процветания знати. Непрерывность наследования, стало быть, один из краеугольных принципов бытования потомственной элиты, но иногда так случалось, что плавная смена поколений прекращалась за неимением потомков, и тогда род мог пресечься. Такие крушения в рамках одной фамилии звучали как предвестие грядущей общей катастрофы, когда весь уклад жизни, в котором аристократия была несокрушима, ушел в прошлое. Наши сегодняшние собеседники, как правило, ощутили на себе – что такое «уходящая натура».

С нашей первой героиней мы встретились в залах Радищевского музея, это хорошо знакомая всем нашим посетителям Наталья Юрьевна Салтыкова-Головкина (1787 — 1860), эффектная героиня роскошного портрета Александра Молинари. Графиня происходила из славного рода Головкиных, среди которых самым известным был канцлер петровского времени Гавриил Иванович Головкин (1660-1734). Почти все потомки канцлера по мужской линии продолжили фамильную традицию и были дипломатами, карьеры Головкиных складывались удачно, а вот семьи становились все меньше. К началу 19 века род Головкиных начал иссякать, единственным наследником остался граф Юрий Александрович, у которого родилась лишь одна дочь – Наталья. Поскольку мужских потомков не осталось, то в силу вступало особое правило – титул и фамилию наследовала последняя представительница рода. Так было, как мы уже знаем – у Воронцовых (см. главу V «Наследники князя Таврического»). Дети Натальи Юрьевны от брака с Александром Николаевичем Салтыковым (1775—1837) получили право именоваться Салтыковыми- Головкиными. 

И каждый раз при взгляде на картину из Радищевского музея не покидает ощущение, что на портрете графиня выглядит вдвойне непреступной и надменной - как Салтыкова и как Головкина.

А вот род Салтыковых, к которому принадлежал супруг нашей героини, напротив, в те времена был многочисленным и разветвленным, среди них были августейшие особы – царица Прасковья (мать императрицы Анны Иоанновны), три фельдмаршала, фаворит Екатерины Второй, знаменитый писатель Салтыков-Щедрин.

 Поэтому Наталья Юрьевна среди героев выставки «Аристократический портрет», естественно, встретила родственницу – Екатерину Васильевну Салтыкову (1791-1863), урожденную княжну Долгорукову. Это единственный на выставке автопортрет, на котором героиня изобразила себя за работой – написанием портрета своей матушки. Наталья Головкина и Екатерина Долгорукова были замужем за родными братьями – Александром и Сергеем Салтыковыми, сыновьями фельдмаршала Николая Ивановича, воспитателя Великих князей Александра и Константина, получившего титул светлейшего князя. Это была самая титулованная ветвь рода Салтыковых, но, увы, не очень многочисленная. Если у Натальи Юрьевны и Александра Николаевича был наследник - сын Алексей, кстати, не имевший потомства, то у Екатерины Васильевны и Сергея Николаевича брак был и вовсе бездетным и настолько несчастливым, что император Александр Первый даже предложил княгине подать на развод и обещал найти ей более достойного супруга.

Но Катишь, как называли Долгорукову-Салтыкову, не решилась на подобный шаг, она прослужила всю жизнь при дворе, будучи одним из самых близких лиц к царской фамилии, пользуясь большим влиянием среди фрейлин. Так сквозь пальцы уходила сила и мощь клана Салтыковых. Правда, оставались еще другие ветви.

Обилием наград, званий, титулов и должностей Салтыковы обязаны близким родством с династией Романовых, их возвышение началось в годы правления Анны Иоанновны, которая по матери была Салтыковой. Вскоре один из кузенов царицы – Пётр Семенович Салтыков (1698-1772) проявил себя как талантливый военачальник и за славные победы в Семилетней войне получил фельдмаршальский жезл. Вскоре граф Петр Семенович стал московским губернатором и приобрел имение в окрестностях Первопрестольной, это было знаменитое Марфино. Судьба этой усадьбы весьма примечательна, она служит наглядным примером, что значит непрерывность наследования, и как это сказывается на процветании.

 Положение обязывало фельдмаршала сделать из подмосковной гостеприимный дворцово-парковый ансамбль. При старом графе был возведен барский дом, разбит регулярный парк с беседками, прудами и мостом. Любимым развлечением хлебосольного хозяина Марфина была охота, среди его дворни было 60 псарей.

Его сын Иван Петрович (1730-1805) и особенно его супруга Дарья Петровна, урождённая Чернышёва (1739 —1802), сестра известной нам Натальи Петровны Голицыной (см. главу IV «Выбор между властью и свободой») отдавали предпочтение театру. На территории усадьбы было построено два здания театра - зимний и летний. Первый, деревянный, располагался в парке. Второй, "воздушный" - в двух верстах от барского дома, на лесной поляне. Она получила название Дарьина роща, в честь хозяйки усадьбы – Дарьи Петровны. В Марфино давались пьесы Дмитриева и Озерова, Карамзин написал для Салтыкова водевиль «Только для Марфина». Знаменитый историк даже посвятил графине Салтыковой стихи:

Так для Марфина началась «панинская страница» в истории бытования. Софья Владимировна Панина продолжила начатую отцом перестройку господского дома и парковых сооружений. На редкость энергичная, любознательная, открытая новая хозяйка усадьбы, будучи уже в зрелых летах, решилась на то, чтобы полностью изменить стилистику марфинского дворца. В конце 1830-х годов графиня увлекается романтической архитектурой и приглашает известного зодчего М. Д. Быковского для перестройки усадьбы в духе «николаевской неоготики». Только к середине века Марфино обретает знакомый для нас таинственный облик, скорее напоминающий рыцарский замок, нежели усадьбу русских помещиков.

 Надо отметить, что Софья Владимировна в юности была очень резвой и эмоциональной барышней, выдали замуж ее рано, в 15 лет, за графа Никиту Петровича Панина (1770-1837). Юный супруг в противоположность Софье был серьезен и сдержан, наследник престола Павел Петрович говорил о нем: «Я знаю, что Панин не лишён дарований, но у него три существенных порока: он методичен, педантичен и систематичен, как древний римлянин». Вскоре после свадьбы были заказаны парные портреты молодых Паниных художнику Вуалю, который подчеркнул их влюбленность, близость и общие черты.

А на более поздних портретах перед нами уже очень разные характеры, добродушная отзывчивая графиня Софья Владимировна и закрытый утонченный граф Никита Петрович. Таким мы можем увидеть его на прекрасном портрете Василия Тропинина, представленном на выставке «Аристократический портрет». Однако, это не мешало супругам прожить долгие годы в счастливом браке и воспитать большое семейство.

 Столь же привержена традиционным нравам была и супруга министра – Наталья Павловна (1810-1899), урожденная Тизенгаузен, чей портрет также украшает выставку из Исторического музея. Изысканная графиня Наталья Панина, по отзывам современников, в отличие от своей свекрови отличалась прибалтийской сдержанностью и холодностью, она не считала нужным ничего менять в Марфино, которое принадлежало потомкам Паниных вплоть до 1917.

Наследником Марфино стал сын Паниных – Виктор Никитич (1801-1874), будущий министр юстиции, известный своими консервативными взглядами и надменным характером. Интересно высказывание о министре Панине К. П. Победоносцева, который сам был далек от либеральных идей: «Ни в одном из всех людей, вызванных Николаем к государственной деятельности, мы не видим такого полного, яркого воплощения николаевской системы, как в графе Панине: в лице его система эта доведена уже до крайней точки».

Усадебный ансамбль Марфино имеет счастливую судьбу, поместье смогло возродиться после кризиса в начале 19 века. Это было одно из самых процветающих дворянских гнезд России в течение двух веков, поскольку ему повезло с владельцами, это были либо очень знатные вельможи, либо высокопоставленные чиновники – Салтыковы, Орловы, Панины. Как возвысились первые две фамилии, мы уже рассматривали, но откуда на высотах власти появились Панины? Приблизительно так же, как это в свое время сделали Воронцовы, Апраксины, Нарышкины, используя самые надежные и прочные – кровные – узы.

 Никита избрал дипломатическое поприще и стал лидером внешней политики в начале царствования Екатерины, а также вошел в русскую историю как воспитатель Павла Петровича. Мы уже поведали историю его несостоявшейся женитьбы на Анне Шереметьевой в III главе «О счастливых семьях и неудачных браках». Его брат Петр Иванович сделал блестящую военную карьеру, став генералом-аншефом и кавалером многих орденов, а также отцом владельца Марфина Никиты Петровича.

Началось все в 1730 году, когда Александра Ивановна Панина (1711 - 1786) вышла замуж за князя Александра Борисовича Куракина (1697-1749), чья бабка была Лопухиной, следовательно, Куракин был кузеном правившего тогда Петра Второго и занимал высокое положение возле трона. 

Никита Иванович Панин был воспитателем не только наследника престола, но и, не имея своих детей, взял на себя заботу о внуках своей сестры Александры Ивановны - Александре, Алексее, Иване и Степане Куракиных, которые остались сиротами после ранней смерти родителей. Их отец - Борис-Леонтий Куракин (1733-1764), был очень талантливый государственный деятель, который к тридцати годам стал сенатором и возглавлял Коллегию экономии. Однако князь умер на тридцать первом году жизни, оставив вдовой свою супругу Елену Степановну Апраксину (1735-1768), которая была очень смелой для своего времени дамой. Будучи блестящей и судя по всему холодной красавицей, княгиня поддерживала близкие отношения с царским фаворитом Петром Ивановичем Шуваловым, а после смерти Елизаветы ее взоры обратились на императора Петра III.

Вскоре при царском дворе появились и родные братья княгини Александры Ивановны – Никита Иванович (1718 -1783) и Петр Иванович (1721 — 1789).

Как пишет в памфлете «О повреждении нравов в России» князь М.М. Щербатов, питавший явную неприязнь к легкомысленной Елене Степановне, «Манифест о вольности дворянству» появился на свет во многом благодаря княгине Куракиной. У нее было назначено свидание с императором, чтобы скрыть это от фаворитки Воронцовой, секретарю Волкову пришлось сказать, что царь работает над важным документом, а потом самому этот документ составить, так появился Манифест. Беспечная, но обаятельная и доброжелательная княгиня пережила своего супруга на три года, ее оплакивал весь Петербург.

 На выставке «Аристократический портрет» нас ждет очень приятная встреча со старшим сыном Елены Степановны Александром Борисовичем Куракиным (1752-1818), который хорошо знаком нашим зрителям благодаря нескольким шедеврам, которые поступили в коллекцию Радищевского музея из куракинского имения Надеждино, что находилось в Саратовской губернии. Находясь под опекой Никиты Панина, юный Александр подружился с наследником Павлом Петровичем.

Эта дружба во многом определила судьбу князя Куракина, ее взлеты и падения. Князь и цесаревич совершили совместное путешествие по Европе в 1766-1768 годах, общие впечатления и общие взгляды на многие вопросы сблизили их навсегда. В течение нескольких лет его карьера растет, он становится камергером, обер-прокурором Сената и предводителем дворянства Санкт-Петербургской губернии. Но слишком либеральные идеи князя и его влияние на Павла вызывали резкое недовольство императрицы, и 1782 году Куракин вынужден удалиться в свое дальнее саратовское имение Борисоглебское. Поместье это было пожаловано еще его прадеду Борису Ивановичу, но тот много лет жил вне родины, потому этими живописными землями на берегу Хопра и Сердобы никто не занимался. Александр Борисович решает основать здесь свое «Куракинское княжество», устроив все по собственному вкусу. Для начала он дает усадьбе новое имя – Надеждино, что выражает его чаяния вернуться в столицу после воцарения Павла.

 Центром Надеждина стал трехэтажный дворец с куполом, исполненный в духе высокого классицизма по проекту некоего столичного архитектора, но с существенными коррективами самого князя. Александр Борисович расположил дворец на высоком берегу реки, он великолепно вписан в ландшафт. Дворец включал 80 комнат, главный объем с двух сторон фланкировали дугообразные корпуса с двухэтажными флигелями, образовывая парадный овальный внутренний двор, обращенный в сторону огромного на 100 гектаров английского парка.

Парк был разделен 13 аллеями и 42 тропинками, каждая из которых имела название, исполненное неким метафизическим смыслом: «Истинного разумения», «Преодолеваемых трудностей», «Спокойствия душевного», две главные аллеи были названы именами Павла и Нелидовой, его возлюбленной. Украшали парк также скульптуры, павильоны и беседки, названные в честь Марии-Антуанетты, казненной королевы, с которой был знаком Куракин, либо в честь Дружбы, Истины, Терпения, Благодарности, один из павильонов звался «Вместилище чувствий вечных».

Жил Александр Борисович в Надеждине роскошно даже по меркам 18 столетия, не имея возможности быть при дворе, он устроил у себя в имении свой собственный двор с настоящими придворными должностями, которые занимали окрестные мелкие дворяне, здесь имелись свои шталмейстеры, церемониймейстеры, капельмейстеры.

Князь-эпикуреец ежедневно принимал десятки гостей, даже не зная их в лицо, в имении находились созданные хозяином Правила для гостей, где приехавших просили чувствовать себя как дома, распоряжаться всем как им угодно и не подстраиваться под распорядок князя. Кроме обширной библиотеки и картинной галереи в Надеждине была создана школа живописи, домашний театр, музыкальная школа и бальный оркестр. Князь прожил в Надеждине 14 лет, в столицу он вернулся только в 1796 году, когда императором стал его друг Павел.

Судьба Надеждина в 19 веке весьма плачевна, после смерти «лучезарного князя» Александра Борисовича, не вступавшего в официальный брак, «куракинское княжество» унаследовал его брат Алексей. Отдаленное имение с огромным дворцом было не востребовано семьей князя, жившего в орловском родовом поместье Преображенское. Менялись времена, и то, что отражало мировоззрение вельможи эпохи Просвещения, было не близко его прагматичным наследникам. Надеждино пустовало и разрушалось. С 1882 года в полузаброшенной усадьбе постоянно жил правнук князь Ф. А. Куракин (1842—1914). Любовь к сердобским местам привила ему мать, урождённая княжна Голицына, дочь владельца Зубриловки, о которой мы рассказывали в главе V «Наследники князя Таврического».

 Фёдор Алексеевич разобрал хранившиеся в усадьбе бумаги своих предков и осуществил в Саратове публикацию многотомного «Архива князей Куракиных», он же передал Радищевскому музею полотно Мартина Квадаля «Коронация Павла и Марии Федоровны», на котором его предки изображены рядом с императором. Но уже в 1910 году, не имея наследников, Федор Куракин продал имение купеческому семейству Асеевых. В итоге Надеждино разделило участь большинства русских усадеб.

Рассказанные сегодня истории подтверждают ту мысль, что любое наследие – будь то усадьбы, коллекции и библиотеки, или такие прекрасные картины, о которых мы говорим, требует непрерывности наследования и преемственности поколений. И зависит это не только от того, что передали нам наши предки, но и от того, насколько мы готовы этот культурный потенциал воспринять, освоить и передать потомкам.