Начало пути к овладению пространством. К.С. Петров-Водкин в Мюнхене

29 Хвалынским плэнерам посвящается...

«Двадцатый век наступил не просто… Главным признаком новой эры наметилось движение, овладение пространством. Непоседничество, подобно древней переселенческой тяге, охватило вступивших в новый век. Расширением тел еще можно было бы назвать эту возникшую в людях тенденцию», - так начинает рассказ о своем первом путешествии за границу К.С. Петров-Водкин в автобиографической повести «Пространство Эвклида», написанной через тридцать лет после этой поездки. А накануне ее, в декабре 1900 года, в письме матери он сообщал: «Я чувствую себя окрепнувшим и только как поймаю случай, так и расправлю крылья, и сам увижу, и другие, что могу летать, и тогда луч солнышка проглянет из-за туч, осветит и пригреет нас с тобой, и оглянемся мы назад, и далеко покажется нам теперешняя жизнь с ее невзгодами. Я никогда так не верил в это, как теперь».

«Пробовать крылья» в самом начале нового века К.С. Петров-Водкин отправился в Германию – в Мюнхен. На рубеже XIX и XX веков этот старинный немецкий город стал одним из центров европейского авангарда. Здесь впервые в Европе стали проводиться международные художественные выставки-смотры нового искусства, здесь родился немецкий модерн – югендстиль и был основан знаменитый «Мюнхенский Сецессион». Сюда стремились поэты, художники, архитекторы, ученые разных стран. Среди них было немало русских, особенно художников. Они приезжали, чтобы получить образование в здешних студиях, поработать в удивительной атмосфере творческой свободы и художественной новизны.

Сам способ передвижения, который избрали для путешествия по Европе Петров-Водкин и его приятель по МУЖВЗ Владимир Сорохтин, был нов и оригинален для того времени. Они решили отправиться в Германию на велосипедах. Причем свою машину Кузьма Сергеевич получил на прокат в одном из немецких магазинов в Москве на условиях рекламы велосипеда. Газета «Русское слово» взялась за освещение этой поездки. 10 апреля 1901 года в день отправления корреспондентом газеты был сделан снимок отважных путешественников. Багаж Петрова-Водкина состоял из «географической карты, ящика с красками, альбома, смены белья, чайника, тигровой окраски пледа, вельдога (револьвера) и четырнадцати золотых пятирублевок» («Пространство Эвклида»). Планируя поездку, Кузьма Сергеевич писал матери: «Денег я думаю заготовить рублей 80 или 100, хотя все говорят, что это очень мало, а я говорю, что с деньгами с большими и дурак за границей побывает».

Трудностей в пути встретилось немало: велосипед приятеля вскоре сломался, Сорохтину пришлось отправиться дальше на поезде – Кузьма Сергеевич путешествовал в одиночестве. В Бреславле они поменялись – Петров-Водкин отдал велосипед другу, а сам двинулся в Мюнхен по железной дороге. Хотел по пути остановиться в Дрездене, посетить Дрезденскую галерею, но проспал остановку, был оштрафован в Лейпциге и в Мюнхен прибыл без гроша в кармане. Выручили русские художники. Кузьма Сергеевич встретил там двух своих сокурсниц по Московскому училищу живописи (одной из них могла быть М.В. Веревкина, работавшая в эти годы в баварской столице). Соотечественники собрали по подписке небольшую сумму денег, на которые художник сменил свой экзотический дорожный костюм - «темно-зеленую блузу, выцветшую под дождем и солнцем, штаны, забутые в высокие сапоги, клетчатую кепи и тигровый плед, висящий на плече» («Пространство Эвклида») - на «очень милую тройку какой-то полосатой материи, башмаки красной кожи, широкополую шляпу, рубашку и даже фильдекосовые носки» (Письмо матери от 10/23 мая 1901 г.).

Но главные перемены касались все-таки творчества. В одном из писем, посланных из Мюнхена, Кузьма Сергеевич восклицает: «Я очень и очень не раскаиваюсь, что выдумал это путешествие… Хорошо, что мне удалось здесь рисовать – я наверстал этим много». В Мюнхене он работал в мастерской Антона Ашбе, куда стремились попасть молодые художники из разных стран, здесь увидел в оригиналах произведения немецких живописцев Беклина, Штука и Ленбаха, на международной выставке («Мюнхенском Сецессионе») впервые Петров-Водкин познакомился с творчеством современных французских художников: «Первое, что меня ошеломило в молодых французах – это отсутствие классической светотени, - свет и тень у них теряли значение белого и черного, они сохраняли ту же спектральность краски, что и цвет.

Ярмарка какая-то, - недоумевал я, - вот они – барбизонцы и понт-авенцы, о которых доносились к нам вести в Москву!

Долго ворочался и ежился я возле них, но, когда, обозленный, пошел я в соседние залы с классическим благополучием, мне и там стало неприятно от рельефно вылезающих на меня персонажей, никакого сношения с краской не имеющих.

Лучше пойду обратно, прислушаюсь, - ведь галдят же о чем-нибудь эти крикливые французы…

Много полезных, но острых заноз в себе унес я с этой выставки.

Она поселила во мне разлад и с самим собой, и с Мюнхеном, и с московским училищем» («Пространство Эвклида»).

К сожалению, этюды, написанные в Германии, и дневник путешествия не сохранились. Они сгорели во время пожара в доме, где художник по возвращении выполнял на заказ портрет хозяйки. Об этом печальном факте Кузьма Сергеевич расскажет в главе «Портрет» автобиографической повести, а еще раньше, в июле 1901 года, упомянет в письме Анне Макаровне Кузнецовой (жене фарфорозаводчика М.С. Кузнецова).

И все же мюнхенская страница жизни К.С. Петрова-Водкина отразилась не только в его литературном наследии, она не осталась бесследной и в живописи. Влияние немецкого художника Франца Штука, очевидно, сказалось в «Автопортрете» 1903 года (Хвалынский художественно-мемориальный музей К.С. Петрова-Водкина – филиал Радищевского музея). То, что покорило молодого художника в работах мюнхенского мастера: «глухие черные фоны, на которых выдвигается изображение, плотно вписанная краска без единого разрыва мазка», ее «иконная суровость», было опробовано Петровым-Водкиным в этом раннем произведении. А «острые занозы» от встречи с новой французской живописью будут тревожить художника и в последующие годы. Как считает исследователь творчества Петрова-Водкина Ю.А.Русаков, «его искусство оказалось во многом антагонистично импрессионизму, однако в 1901 году знакомство с ним открыло перед молодым художником новые горизонты живописи и наглядно продемонстрировало ограниченность до того, казалось, безусловных образцов».