Интервью с Романом Кириным

Краткая справка

Интервью

Роман, расскажи о своем детстве, о самых ярких детских впечатлениях

Я родился во втором роддоме, в Заводском районе, на Шестнадцатом квартале. До двенадцати лет мы жили в Комсомольском поселке, потому что родители работали инженерами на Авиационном заводе, и им, как молодой семье, от завода выделили квартиру. Потом оттуда, слава Богу, перебрались сюда.

Ты один в семье?

Нет, у меня младший брат есть. Все детство я летал на самолетах, потому что мама занимала хорошую должность на Авиационном заводе, работала начальником технического отдела. На заводе был склад авиационных запчастей, его называли тех. аптечка. Авиационных баз по стране было очень много, и приходилось все эти запчасти куда-нибудь возить. И мама брала нас с собой. Мы всю страну облетели. В Москве я часто бывал, раз в неделю обязательно. Причем два мороженого вез с собой, летали так просто, за мороженым. Очень весело. Мне Прибалтика понравилась, произвела сильное впечатление. Там абсолютная Европа, настолько все это было удивительно для советского человека. Гравийные дорожки, улочки, мне очень нравилось.

В детстве я много рисовал, очень любил лепить из пластилина.

То есть как себя помнишь, все время рисовал и лепил?

Да, все время. Потом все ставил в холодильник, чтобы не растаяло. Я делал целые армии, сады, огороды, и все это стояло в холодильнике. Родители открывали, а там – как торты на полках... Я чувствовал себя творцом, создателем. Очень любил играть с солдатиками, у меня их целый мешок был. Во дворе была какая-то странная игра, когда кто-нибудь выходил, обязательно мешок с солдатиками выносил. Мы всех высыпали в песочницу, расставляли, и воевали. В войнушку тоже играли. Покажут по телевизору кино про комиссара Каттани, все во дворе изображают комиссара Каттани, мушкетеров покажут, все – мушкетеры, рыцари, у всех обязательно латы, и все это делалось своими руками, из картона вырезалось. Сейчас конечно такого нет.

Из глины лепил?

Из глины пробовал лепить, но мне не нравилось, потому что ее нужно было обжигать, а у меня условий для обжига не было. Проще было слепить в цвете, и готовое в холодильник поставить. В советское время не было таких материалов для лепки, как сейчас, полимерной глины, например. У нас пластилин был какой-то не яркий, в приглушенных тонах.

Да, темно-зеленый, грязно-коричный, «передвижнические» цвета

Да, цвета были грязными. Я помню, мне привезли заграничный пластилин, если белый, то чисто белый, если желтый цвет, то прямо солнечный. За границей можно было достать.

Что ты в детстве рисовал?

Мне нравилось клоунов рисовать. Нам однажды в садике задали нарисовать дождь. И мне было удивительно, что все рисовали дождь капельками или штрихами, а у меня сплошными линиями, дождь стеной, ливень. Воспитательница очень удивилась. У меня альбом детских рисунков сохранился.

Мы с мамой однажды отправились по делам. Когда шли мимо ДК Химиков, она встретила свою знакомую, и они разговорились. А я смотрю, дети рисуют на асфальте мелками, я сел и тоже начал рисовать. Потом какая-то женщина взяла меня за руку, повела в ДК Химиков, а мама так и стояла, даже не заметила. Мне дали грамоту, оказалось, я первое место занял, был конкурс рисунка на асфальте. Я нарисовал радостный Земной шар, который идет, улыбается, наступает на бомбу, и из нее вырастают цветы. Мне, наверное, лет шесть было.

Классное детство было?

Очень насыщенное, яркое, наполнено разнообразными событиями. В школе и в пионерских лагерях я всегда был в редколлегии. Много физически занимался, в бассейн ходил плавать, потом лыжами занимался, легкой атлетикой, шахматами.

Тебе самому хотелось всем заниматься или родители заставляли?

Самому, конечно, меня родители в этом плане вообще не беспокоили.

Как тебе давалась общеобразовательная школа? Интересно было?

Если я какие-то предметы по болезни пропускал, то мне сложно было наверстать, войти в материал. А так, конечно легко, учишься и учишься себе. Когда из Комсомольского поселка переезжал, не поверите, весь класс рыдал. На новом месте началась брутальная переоценка ценностей, я будто в Америку попал. В Комсомольском поселке был какой-то советский строй, а здесь уже началось смятение в обществе. Дети совершенно другие были, одевались и вели себя по-другому. Когда пришел в школу, для меня удивительно было, что ученики на партах сидят, учителя не слушают. Я думаю, куда я приехал?

А в каком классе был, когда переехали?

В пятом. Такой переломный возраст. Не просто было конечно, приходилось и драться, что-то сверстникам доказывать. Что не убивает, делает нас сильнее.

Ты в художественную школу ходил или сразу в училище поступил? Альтернативы поступлению в училище не возникало?

В школу не ходил, ходил на подготовительные курсы в училище. В Художественное училище меня мама привела.

То есть мама хотела, чтобы ты стал художником?

Нет, я сам хотел, просто не знал, что у нас есть училище. И вообще, сферой моих увлечений была просто жизнь. А тут нужно было определяться, мне всего четырнадцать лет было. Первый раз я поступал на платное отделение.

В училище платное отделение было?

Да. Точнее я просто поступал, а получилось, что взяли на платное. Я год на платном кое-как проучился, на оформительском отделении, ничему не научился и ушел. Через три года вернулся, поступил сразу же на скульптурное отделение.

А что делал три года?

Жил, пробовал себя в разных ипостасях. Пришел, сразу поступил к Мельниченко[1] Владиславу Владимировичу, он прекрасный педагог, но как с человеком мне с ним было сложно. Он меня не очень любил, потому что я очень любил живопись, писать, а он, наверное, ревновал.

А почему ты на скульптурное поступал, а не на живописное?

Мне сказали, что я на живописное не поступлю, слишком большой конкурс, а на скульптурное поступлю, потому что поступлю.

Я любил лепить. Но мне цвета не хватало, поэтому я писал. Вот смотришь на ванную, в которой какая-то серая жижа, меня это убивало. Неужели я в этой ванной всю жизнь просижу!? И поэтому появился этюдник, холсты, краски, все эти запахи в мастерской.

Это все в училище?

Да, в училище, Мельниченко просто рвал и метал. Директор, Маслов[2], царство ему небесное, меня выделял. Я вообще жил в училище. Все время хотелось в этой интересной среде находиться. Мне долго было ехать в Заводской район, и я не хотел из училища уезжать. Утром вставал, шел умываться, но это было ближе к диплому. Я, вообще, – сова и мне сложно рано вставать, приезжать к восьми утра, стоять, что-то рисовать, хорошо, если к двенадцати в себя приду. Я и в школу приходил всегда ко второму уроку. И это уже нормально было.

Тебя за дисциплину хотели выгнать?

Да. Меня несколько раз исключали. Был исправительный период, когда я не понимал, исключен я или учусь. Полгода все было в подвешенном состоянии, очень на психику давило, но мне все равно говорили, чтобы я ходил, было не понятно, как повернется. Слава Богу, отбился, пара хороших просмотров и я окончил училище.

В каком году?

В 1999 году, а в 1998 у меня уже картины покупали.

Ты сейчас к скульптуре возвращаешься?

Иногда «поделываю» арт-объекты. Мне недавно заказывали Будду полутора метровой высоты в круге. Но писать мне больше нравится.

Какая у тебя была дипломная работа?

На диплом я делал скульптуру для источника. Было задание привязать работу к какой-нибудь среде, к району или улице. Мне нравился родник на 2-ой Дачной, где сейчас монастырь, я туда слепил девушку, которая сидит у источника, красота еще та.

Кто на тебя повлиял?

То, как я работаю, меня этому никто не учил, это я все своим умом, терпением, трудом достиг.

У нас никто в Саратове так не писал

Может и не будет. На скульптурном отделении очень хорошо преподают рисунок, это очень важно, это фундамент. И как говорит Аскасев[3] Игорь Викторович, у меня скульптурное видение пространства, то есть я вижу предмет объемно, и это на самом деле так.

А на занятия на живописном отделении ходил?

Ходил, конечно, мы дружили всем училищем. На улице Советской и здание маленькое было, так что мы знали всё и вся, все чердаки, всех новеньких и стареньких.

Интересно было учиться?

Очень! Царила домашняя атмосфера.

Какие-то рамки вам ставили, когда учили?

В скульптуре, конечно. Вот это делаем и больше ничего.

О Матвееве рассказывали?

Рассказывали обо всем от Матвеева[4] до Родена, все изучали от и до. И параллельно символизм, импрессионизм.

Весь спектр давали?

Абсолютно. Я считаю, это заслуга педагога, Мельниченко молодец. У него хорошее образование, он «Строгановку»[5] закончил. Иногда приносил миниатюрки каких-то студентов из прошлой жизни. То есть сверх основной программы, еще развивалось творческое начало...

То есть, мыслить учили

Да, что есть не только монументальная скульптура, и все так брутально, а еще есть миниатюрки, показывал большое и малое, весь спектр.

После окончания училища, чем стал заниматься?

После окончания я продолжил писать. Десять лет писал для Шашикадзе[6], потом почему-то все резко закончилось. Аскасев не все брал, потому что со многими работал, а Шашикадзе в какой-то момент покупал картины только у меня.

Получается, что у тебя со времен обучения в училище уже был свой зритель, люди, которые покупали твои картины?

Да. Когда я закончил училище, у меня все спокойно продолжилось. С Чудиным мы очень хорошо общались. У меня был опыт работы в музее Федина, куда Чудин часто приезжал, он друг музея. У меня там странная должность была. Мне нужно было афиши вешать. Одна афиша в месяц, смешная работа. Для афиши набивался текст без картинки, распечатывался и четыре листа А4 формата склеивались, вот и вся работа. Больше ничего не нужно было делать. Чудин туда постоянно приезжал, с Шашикадзе меня познакомил. На самом деле Шашикадзе очень открытый человек, в общении вообще замечательный. Так что я еще и в музее Федина поработал. А раньше художники, которые там работали, перьями все выписывали. У меня тоже есть такие перья, я пробовал, но это тоже искусство, уметь без ошибки написать и не капнуть. У меня есть альбомы с репродукциями старинных книг XIII, XV веков. Такая красота! Настолько кропотливо все написано.

Как ты пришел к своей особой, узнаваемой манере? Или сразу так начал писать?

Сначала я впитывал цвет, пересмотрел все в библиотеке, от Микеланджело до Баския[7], все изучил, и взорвалось…

В 1998 году мы поехали на конференцию в Хвалынск, посвященную столетию со дня рождения Петрова-Водкина. Там я познакомился с дочерью Петрова-Водкина...

А ты на этой конференции с выставкой был?

Нет, я просто приехал, я был студентом училища. 1998 год, дефолт, время было вообще какое-то очень смутное. Я написал там картины, просто для себя, для души. Рашид (Салямов[8]) мне сказал, что они с Маскаевым[9] будут выставляться в Доме Павла Кузнецова. Дома тогда еще не было, а были заборные выставки. Предложил и мне повесить. Мы тогда жили сквотом[10]. В садике.

Расскажи про это

Жили там пять лет, со дня поступления в училище в 1993 году. Там был огромный дом, двухэтажный с подвалом, с крышей, на которую можно залезть, на крыше – качели, очень творческая была атмосфера. Садика там уже не было, был пустой дом, сторожем официально числился Вовка Гайнутдинов[11], потом, Димка Космонавт[12], Митя[13] даже какое то время, Сашка Рыбкин[14].

И Гнутов[15] тоже там был

Гнутов там появился очень поздно, когда почти все заканчивалось. Мы с ним какие-то совместные инсталляции делали, и он, по-моему, даже фильм снимал. Там уже под конец такой хаос наступил, можно было что угодно делать, ну реальный сквот. Рашид по стенам что-то вырисовывал кетчупом. То есть полное безумие... Гера Майоров[16] там жил, Игорь Петров[17], те с кем мы и сейчас дружим, и музыкантов очень много было, тот же Сергей Погорелов. У него проект был, на тот момент, Конь Бубей, что ли. Было классно, для того времени это было вообще что-то…

А что-нибудь сохранилось? Росписи кетчупом?

Нет. Конечно, ничего нет, там сделали ремонт. Я помню туда родители за мной приезжали, я уже настолько вжился в эту среду, что домой не было никакого смысла возвращаться. Дни рождения там отмечали. Под сто человек народу, а столики, стульчики маленькие, детские, у нас там очень весело было. В 1999 году я защитил диплом, и все закончилось. Там наши наброски, зарисовки, во всех комнатах лежали, а комнаты были огромные, расписные. Где-то в углах целыми кипами этюды лежали. Я помню, даже не по себе стало, когда приехал, а рабочие просто все это на помойку выбрасывают.

То есть стремительно все закончилось?

Очень стремительно, в течение недели, я помню, мы там откапывали рашидовские этюды. Здорово было, собралась группа творческих единомышленников.

А как вы все собрались, учились вместе?

Конечно, мы все вместе учились. И Гера Майоров с нами учился, Игорь постоянно там отирался, у него тоже, кстати, скульптурное образование.

А помнишь, с вами еще был парень, таксист, Ромка Ивакин[18]? Где он сейчас? Он интересно работал

Они дружили с Рашидом. Рашид же увлеченный человек, а Ромка насмотрелся на его образ жизни, и ему тоже захотелось, он взялся за кисть, и у него очень хорошо получалось. Но жизнь все это остановила, появилась семья, ребенок. А искусство, оно не кормит, можно создавать иллюзию статуса для общества, для себя, но этим не проживешь. Вот Рома ушел, он сейчас штукатуркой занимается.

А Рыбкин тоже заканчивал училище?

Он самоучка, он, на самом деле, милиционер, но очень творческий человек. Он после службы в армии, охранником работал. И работа охранника его и привел в садик, он там работал сторожем. Сейчас Сашка в Москве, при Мосфильме, занимается бутафорией. И достаточно зарабатывает, он уже лет десять там живет. Там тоже саратовская диаспора, тусовка. Иногда мы тоже туда ездим немножко подзаработать, Дима Космонавт к нему сейчас поехал. Сашка в этом плане молодец, идет на встречу, не всегда конечно получается, но когда может – помогает.

Расскажи, как ты во ВГИК[19] поступал?

Я поступал на режиссуру. Но было тяжело в финансовом плане. Там обучение платное, и на бюджет вообще не реально попасть, все только за деньги, а деньги большие. Еще нужно на что-то жить. Я там общался с Масленниковым, с Соловьевым, с теми, кто курс себе набирал. Масленникову уже 87 лет, он собирался пятнадцатилетних набирать. А что кино? Кино, на самом деле, бери да снимай. Чарли Чаплин во ВГИКе не учился.

А ты сейчас что-нибудь снимаешь?

Не вижу необходимости. Нужно будет, займусь, а сейчас – нет. Я потом успокоился, что ли. Какой-то бзик наверное был, может переходный возраст, или еще что-нибудь... Если есть желание, то ты в любом случае этим воспользуешься. Найдешь время, научишься. Если бы я не хотел учиться в училище, не просиживал бы до двенадцати в библиотеке. Я просто упивался французами. Находил книги с хорошей полиграфией, мне это все очень нравилось.

А кто особенно?

Особенно Пикассо и Матисс. Я понял, что Пикассо примерище, на которое стоит ориентироваться. До сих пор нравится. Хорошая школа, хорошая живопись была. То, что они пробовали, радует и привлекает.

Роман, как у тебя образы рождаются? Сначала рождается идея, а потом воплощается, или по-разному?

Да, сначала идея. Сначала у меня возникает какая-то мысль, даже из фразы может родиться. Могу послушать соловья, и пение мне что-нибудь навеет. Я обязательно делаю небольшую почеркушечку, чтобы мне эту идею зафиксировать, чтобы визуализировать, представить замысел по цветовой гамме, композиции. Потому что иной раз они прям потоком льются, не успеваю... Обязательно какую-нибудь зарисовочку сделаю и отложу. Может даже время пройдет до реализации замысла в материале. Когда воплощаю, стараюсь, чтобы в работе был элемент игры и иллюзия лёгкости, быстроты, хотя на самом деле это очень трудоёмкий и затратный по времени процесс.

А как холст ведешь, расскажи о самом процессе

Еду к дяде Мише, заказываю ему подрамник. Потом натягиваю холст, грунтую. Могу уже грунтованный купить. У того, который продается, уже сверху желатином с глицерином намазано, чтобы не тянуло. Когда краску с лаком смешиваешь, если холст плохо загрунтован, то она вся впитывается и цвет получается жухлым, когда нормально загрунтован, цвет блестит, все красиво, все работает.

Какой холст ты любишь?

Могу на чем угодно писать, не принципиально. Один классик сказал: «Дайте мне кусок грязи, и я нарисую вам солнце». Я рисовал на всем, на картоне, на дереве. Предпочтительнее конечно холст. А когда студентами были, стипендия была сто рублей, и хватало только альбом купить. А помните, вешали театральные афиши, на заборы прибивали. Я помню, мы с Рашидом их ночью снимали. У Аскасева полно таких картин, написанных на обратной стороне афиш. Грунтовали так же, как обычный холст.

А какими красками любишь писать, акриловыми?

Я одно время акрил вообще не понимал. Что за краски какие-то странные? Я писал маслом, потому что знал, что есть масло. А мне в то время покупатель за картины переводил почему-то деньги безналом, через галерею «Феникс». При обналичивании они забирали большой процент, поэтому деньгами я забрать не мог и забирал красками, и довольно много получалось. Вот я и набирал все что можно, и акрил. Я не знал, как пользоваться акрилом, как его с маслом смешивать. Я им делал фон, основную подкладку, а сверху маслом писал. Потом понял, что и сохнет он быстрее и ловчее получается, и цвет красивый. Сейчас я их свободно с маслом смешиваю. Акрил ложится резиновой плёночкой, и получается необычная поверхность.

Ты какие цвета любишь?

Я стараюсь писать чистыми цветами, чтобы работа звучала. Мне сарьяновская гамма очень нравится, сочная и солнечная, в ней зной чувствуется. Гамма Матисса, Ван-Гога, Гогена. Но полутона мне тоже нравятся, не только контрастные сочетания, хочется с нюансами, чтобы усложнить работу. Сначала делаю по пятну, а потом прорабатываю детально. Стараюсь, чтобы работа была хорошо сделана, не задней ногой.

У тебя работы все сделанные, законченные. Видно, что они эмоциональные, и в то же время продуманные. В них есть театральность. Они похожи на спектакли, где ты изначально выступаешь режиссером

Я сейчас вспомнил, в детстве любил показывать кукольные спектакли. Дома ставил стулья, натягивал ткань и показывал.

То есть режиссер в тебе все-таки есть, это и в работах чувствуется!

Мы однажды спектакль в училище ставили, и я себя показал как режиссер. Это был новогодний спектакль, мне педагоги поручили его сделать. У нас почему-то тема была треугольная, мы отталкивались от формы ёлки, и дед Мороз со снегурочкой тоже треугольные были.

Авангардная постановка…

Да, было здорово, интересно. Я все это режиссировал. Постановка было на два часа. Старое училище интересное по планировке было. На первом этаже, где скульптурные мастерские, есть сцена, и когда какое-то мероприятие, праздник, убиралась перегородка между живописцами и скульпторами. Получалось пространство со сценой и со зрительным залом. Там все собирались и организовывали капустники.

Как тебе кажется, чтобы быть художником, обязательно нужно классическое образование получать, школа должна быть?

Да, конечно. Есть прекрасные примеры художников-самоучек, например Нико Пиросмани, но мне кажется, чтобы быть более свободным в искусстве, желательно иметь школу, полное представление об искусстве. А когда человек узко мыслит, он за рамки не выходит. Так что я за бесплатное образование. Сейчас идут в училище, чтобы получить в основном дизайнерское образование, потому что это сейчас востребовано.

Ориентируешься ли ты в своем творчестве на зрителя или для тебя это совершенно не важно?

Очень важно, ориентируюсь. Я смотрю глазами зрителя, то есть стараюсь сделать так, чтобы зритель смог адекватно воспринять мою работу, через какое-то время возвращаюсь, усложняю, дополняю. Но в момент создания, на первом этапе, просто творю, потом что-то переключается, и я начинаю думать, как она будет восприниматься зрителем. Сложные вещи делаю еще сложнее, я же понимаю, что мы все уйдем, а картина будет жить, на нее будут смотреть.

Для тебя создание картины радостный или мучительный процесс? У тебя должен быть совершенно определенный настрой, когда начинаешь работать?

Да, я настраиваюсь. В плохом настроении я к этому вообще не подхожу.

Когда ты начинаешь работать, ты уже представляешь, какая картина должна быть в законченном виде? Или бывает, в процессе рождается окончание работы?

Если я пишу на природе, то не знаю, что получится. Я просто выплескиваю эмоции, краски, впечатления.

А станковые, они все срежиссированные, выстроенные?

От и до, абсолютно все продуманно, и по цвету, и по композиции. Большие вещи продуманные, и в процессе они усложняются. Потому что уже понимаешь, то, что думалось когда-то, оно там и осталось, а сейчас уже другое. Некоторые работы по семь лет пишу, что-то не устраивает или то, что хотел сказать, уже ушло, не актуально.

Ты параллельно можешь несколько работ вести?

Да, я вчера считал, у меня сейчас восемнадцать работ, которые я параллельно пишу. Там мазнешь, там что-нибудь придумаешь, а тут вот так надо сделать. Так, чтобы сел за одну работу и сидишь – пишешь, пока не закончишь, глупо конечно. Я думаю, что я не один так делаю.

Некоторые, приступая к работе, еще не знают, чем она закончится, интуитивисты, которые идут за краской, за пятном, и в процессе рождается образ

Вот так даже, мне кажется, это зависит от человека, от темперамента. Такое у меня было давным-давно, когда все только начиналось. Выльешь краску и давай. Это тоже важно, такое непосредственное восприятие, спонтанность. Мне иногда палитра помогает. Я из нее очень много черпаю, смотрю туда и думаю: «Господи, тут же вот оно сразу». И даже бывает, что палитра подсказывает сюжет и цветовую гамму. И вообще я палитру считаю отдельным, самостоятельным произведением, это уже картина.

А бывает, что ты к работам возвращаешься уже после того, как они сделаны?

Да, бывает. Вроде все сложилось, все завершено, а потом раз еще что-то попалось на глаза и надо переделать. Я у одной заказчицы на выставку просил работу, и переписал небо, что-то оно меня не устроило. А выяснилось, что она под цвет этого неба, сиреневатого, подбирала всю обстановку в комнате, обои… А мне на тот момент показалось, что я чего-то с небом промахнулся.

А расставаться с работой тебе мучительно или нет?

С некоторыми иногда не хочется расставаться, они – как дети. В принципе не мучительно, я же понимаю, что в них я реализую свои внутренние потребности (потребность творить). Очень тяжело расстаться с работами, в которых душу вложил, всего себя. Они все у меня на самом деле самые душевные, и я сейчас нисколько не лукавлю. Я все это рождаю в хорошем расположении духа, в хорошем настроении, прямо с душой-душой, а иначе не вижу смысла, потому что зачем какую-то бяку делать.

А если у тебя плохое настроение, будешь его выплескивать или будешь с ним бороться другими методами?

Я поеду куда-нибудь на берег, это состояние развеять. Потому что в плохом настроении я не подойду к живописи, я даже на велосипеде не поеду.

По твоим работам видно, что они очень позитивные, светлые. То есть искусство должно радовать тебя и зрителя?

Прежде всего, меня. То, что я создаю – это отражение меня, моего мира, мой автопортрет. Я считаю, людям необходимо больше позитива, в плохом настроении я даже могу на встречу не пойти. Уединение тоже помогает подумать, помыслить о чем-то.

А когда ты работаешь, тебя никто не должен трогать, ты ото всех закрываешься?

Да, я стараюсь полностью погрузиться в работу, настраиваюсь. Шишкин, по-моему, писал, что он утром просыпался, ни с кем из домашних не разговаривал, садился в коляску совершенно без слов, его отвозили в мастерскую. Там он работал, а потом начиналась остальная жизнь. От настроя многое зависит.

Ты работаешь в тишине или музыку включаешь?

Могу музыку включить, могу и в тишине. Зависит от настроения, но с музыкой конечно повеселей.

А какую музыку любишь?

Музыку я разную люблю, но не шансон естественно. Мне нравится джаз, очень его люблю, нравится латиноамериканская музыка, французская. Чтобы хорошая музыка была, чтобы мурашки от нее бегали. Могу классику слушать, даже аудиокниги. У меня есть четыре тома «Войны и мир», с любого места включаю. Это и угарно, и в то же время атмосфера классики создается. Это же тоже своего рода музыка. Подсознательно переносишься в то время, а оно было красивое, барышни кисейные… некая винтажность.

А литературу ты любишь, читаешь?

Да. Сейчас вот почему-то читаю Набокова, «Круг».

А кто твой любимый автор?

Павич. Зарубежная литература мне нравится. Я недавно узнал, что «Тарас Бульба» Гоголя, на самом деле произведение ни о Тарасе совсем, а собирательный образ казачества вообще. Очень символичное произведение. От начала книги до конца проходит сто пятьдесят лет. Вот такие символичные вещи меня очень цепляют, будоражат сознание.

А любовь к Франции когда началась?

Любовь всегда была. Окончательную точку в этой любви мы поставили вместе с Денисом Давыдовым. Когда он приехал из Парижа, где жил нелегально целый год. Он уехал с туристической группой на автобусе и не вернулся. Потерялся там умышленно, у него были работы Бориса Ивановича (Давыдова[20]), и он их продавал. Короче, он там жил, прекрасно говорил на французском, погрузился в атмосферу города, общался, а потом пришел в посольство и сказал, что нашелся. Ему там надоело, и он благополучно вернулся, а я в то время нарисовал «Следуй за белым кроликом» и говорю: «Денис, а как правильно перевести, я не знаю». Он мне перевел. У нас с ним отношения очень ироничные. Он может сказать что-то абсолютно серьезно, а на самом деле это может оказаться неправдой. Я ему не поверил, сходил во Французский центр, мне перевели абсолютно также, и я понял, что это судьба.

Можно доверять человеку…

Да. Я «Кролика» в 1999 году написал, а датирована она 2000 годом, потому что ее купили в 2000 году.

У кого картина сейчас находится?

Одна – у Шашикадзе, я их несколько делал. Даже у Милявского Димки еще одна. Я иногда делаю авторские повторения.

Денис тебе до сих пор надписи переводит, или ты сам?

Уже сам. Но иногда во Французский центр заезжаю, если мне нужен литературный точный перевод. Я там всех знаю, и меня тоже знают. Но я не только на французском вписываю фразы, на разных языках, так даже интереснее.

У тебя текст несет смысловую и орнаментальную нагрузку

Это, в основном, названия, которые уже являются частью работы. Это ни я придумал. Это традиция с начала XX века. Мне очень нравится текстовое сопровождение, не знаю почему.

А на русском подписываешь?

Конечно. У меня есть «Модистка», там на русском языке написано, и еще я «Собачку» подписал по-русски «Чапа».

А как выбираешь язык?

Спонтанно, я об этом не задумываюсь, просто понимаю, что здесь лучше так, интуитивно получается. У меня есть замысел, не знаю, когда я его осуществлю. Картина будет на библейский сюжет. Там я хочу сделать надпись на иврите.

Это будет первая работа на библейскую тему?

Нет, у меня их – несколько. Есть «Адам и Ева», «Библейские холмы». Смысл такой, в центре древо жизни с яблочком. Рядом человечек, сверху как бы рука создателя, то есть рука Бога. Смысл такой: «И создал Бог человека, и сказал он ему: «Не ешь плодов с этого дерева» – вот такой посыл. Не знаю, когда я напишу эту вещь, замысел уже давно в голове сидит. Но когда все это воплотится не известно. Вот я хочу написать на иврите, чтобы это соотносилось с идеей.

И формат большой должен быть для нее

Да, конечно. Или еще у меня есть идея. Трон не трон, кресло не кресло, сидит старец. В руках держит землю, он сидит, у него платье в складках, он – создатель. Идей у меня полно.

А как ты из них выбираешь именно ту, к которой сейчас будешь приступать?

Я заранее все подготавливаю, а потом, в какой-то момент, уже понимаю, что готов приступить. Или, бывает, каким-то Божьим промыслом у меня появляется объект. Допустим, я Создателя хочу на дереве написать, увижу дверь, и понимаю, что на ней напишу. Я могу и подготовиться к этому, а бывает, мысли материализуются.

У тебя всегда результат абсолютно адекватен мысли?

Да, конечно. Я стараюсь так сделать. Я же понимаю, что холст никуда не денется, я поверх того, что мне не нравится, могу написать, что нравится, и это зависит от настроения. Рвать и метать я не вижу смысла, я просто в хорошем настроении приеду доделывать. И прекрасными красками, тонами напишу. Я понимаю, что надо подождать, настроиться. Просто не делать сейчас и все. А вдохновить может какая-нибудь совершенно случайная вещь, цветок или все что угодно. От той же палитры можно вдохновиться.

Что ты думаешь об искусстве, какие направления будут развиваться в будущем?

Я думаю, что классика останется классикой во все времена. Живопись, скульптура, графика будут актуальны до конца времен. Дома всегда нужно украшать. Цифровые технологии будут параллельно развиваться, это неизбежно, потому что массовая культура в современном мире занимает большую часть жизни.

То есть, за новыми технологиями будут подтягиваться новые формы искусства?

Скорее всего. Может быть, даже изобретения будут влиять на развитие искусства. Тот же акрил, полностью синтетическая краска, раньше краски были натуральными, их из камушков перетирали. Акрил – это, по сути, нефтепродукт.

Как ты оцениваешь современную ситуацию в искусстве, то, что сейчас происходит в Саратове?

Никак не оцениваю. Я конечно рад, что все живет, рад, что кому-то это еще нужно, востребовано, есть свой зритель, почитатели.

А профессионального общения тебе хватает? Просто многие художники жалуются на одиночество, что не с кем поговорить

Да, мне вполне хватает. Мне кажется, это от человека зависит. Потому что с кем угодно можно поговорить, хоть с цветком.

У тебя было желание вступить в Союз художников?

Было… Но у них там настолько все странно, они своим каким-то кругом существуют. Их же министерство культуры финансирует, и для них лишний рот не нужен. Поэтому у нас с союзом никаких точек соприкосновения нет, потому что для них я конкурент. Хотя у меня прекрасные отношения с Павлом Александровичем. Может они на публике прекрасные, не знаю. Я знаю, что там на самом деле, поэтому не суюсь.

Как ты относишься к творческим союзам? Как ты считаешь, нужны они или нет?

Если это – круг единомышленников, близких родственных душ, тогда это, конечно, обогащает, развивает, это – обмен энергией, это – важно.

Как ты думаешь, художники должны объединяться, как например «школа Мошникова»?

Мне кажется, в этом есть какая-то слабость. В 1998 году я ездил с ними в Хвалынск. Держался особнячком. Я – не против, это очень хорошо. Кому-то это надо, а кому-то совершенно не нужно. Я уже прошел этот этап.

Кого ты ценишь из саратовских художников?

Рашида я очень ценю, естественно, Андрюшу Ванина[21], Виктора Федоровича (Чудина[22]). У нас на самом деле полно хороших художников, тех, которые мне близки по духу, по мироощущению.

А с Ваниным тебе легко работать? Мне кажется вы не очень близки по мироощущению

Абсолютно разные, это и хорошо на самом деле, интересно. Для мира искусства это принципиально, интересно постигать другие миры. Когда мы смотрим альбомы с репродукциями картин различных художников, конечно, все по-разному работают, но что-то роднит. С Андрюшкой легко на самом деле, он очень компанейский человек, с ним приятно общаться, что касается искусства, вообще идеально.

Были люди, которые повлияли на твое мировосприятие, на творческие принципы?

Да. Я себя еще вижу антропологом. Мне интересно общаться с разными людьми, я тем самым постигаю себя через них, через общение, мое мировоззрение расширяется, я для себя и в себе открываю что-то новое. Все влияют друг на друга, любой человек может повлиять на мое восприятие мира.

А твой мир, он какой, расскажи в общих чертах?

Он такой же, как наш, ну может быть немножко другой, более детальный. В принципе, достаточно сложный, красочный и бесконечный, не враждебный. Он чем-то похож, я забыл, как фильм называется, есть фильм хороший о мирах. Что один мир плавно переходит в другой, получается такой бесконечный мир, там много солнца, позитива, красоты, прекрасные ландшафты.

А ты всегда был таким позитивным? Ведь мир, который нас окружает, во многом зависит от наших мыслей, от наших чувств

Плохие мысли я стараюсь гнать от себя.

То есть, ты не углубляешься в рефлексию, а наоборот пытаешься сразу отстраниться

Да. Это, наверное, с детства, радужное восприятие жизни.

А в Москве ты часто бываешь?

Раз в год обязательно.

Какие-нибудь любимые места есть?

Мне Набережная нравится, нравится гулять по Ленинскому проспекту. В Царицыно мне тоже очень нравится. Старая Москва, улочки есть хорошие.

А у тебя было желание уехать из Саратова?

Ну да.

За пределы России? Какие страны тебя привлекают?

Я еще мало об этом знаю, но может быть, да. Почему нет?

Во Францию я бы с удовольствием поехал жить, в Италию, может быть. Я думаю в какую-нибудь европейскую страну. Хотя у меня сестра в Америке живет много лет, в Нью-Йорке, тоже прекрасно, мне кажется.

Ты ездил в Нью-Йорк?

Пока нет. Может быть в Лос-Анжелесе я бы хотел жить, то есть мне нравится «коеэновская»[23] Америка. В Латинской Америке, наверное, тоже интересно, мои друзья часто ездят в Перу, Боливию. Да и в Африке, я думаю, тоже хорошо, в Азии… Япония тоже хороша по-своему. Океания, Таити, Куба. Абхазия, кстати, такая же Куба.

Да везде, наверно, интересно. Ты каждое лето куда-нибудь уезжаешь?

Не всегда. Если есть возможность, можно куда-нибудь поехать.

То есть, все упирается в финансы?

В принципе, да. Если бы была возможность путешествовать, я бы, наверное, уже все исколесил. Только и путешествовал бы.

А как Денис ты бы рискнул уехать и потеряться?

Не знаю, наверное, нет уже. Хотя, если бы жизнь заставила, почему бы и нет, можно было бы попробовать, интересно. У меня был опыт поездки в Пензу автостопом. Я учился в художественном училище, нам позировал Коля «ВС» (прозвище). Мы с ним поехали автостопом в Пензу, мне хотелось на канатной дороге прокатиться. У меня в кармане было два рубля. Я только после летних каникул начал учиться, только началась училищная жизнь. Я подумал, что не страшно, если я два-три дня пропущу. Уже в Петровске поздней ночью я начинаю приходить в себя. Коля уже плачет, еды нет, в кармане два рубля, я их естественно не трачу, потому что в Пензе я их потрачу на канатную дорогу, которая стоит два рубля. Коля уже из Петровска поехал обратно. Там в принципе ехать-то 220 км, ерунда, но приключение. Я доехал до Пензы, у них в центре города глобус стоит, огромный шар, но почему-то на нем нет Австралии. А через дорогу от глобуса канатная дорога, проходит она над всем городом и ведет в городской парк. Я один был на канатной дороге, вокруг никого. Золотая осень, так сказочно, таинственно, наверху меня слон железный встречает, качели в виде слона. Ночку я в Пензе переночевал. У меня в рюкзаке лежала книжка Готфрида Баммеса, как правильно рисовать человека. И когда меня обыскивали милиционеры, они очень удивились этой книге, потом просили еще раз посмотреть, досконально изучали. А еще у меня полные карманы стëрок, они не могли понять, что это такое. Мы из разных миров люди, так интересно.

За один день я умудрился и в училище сходить, и на канатной дороге покататься, вечером с милиционерами пообщался и уехал. До Петровска нас с Колей на КАМазе довезли, приехали уже глубокой ночью, поэтому заночевали в поле, собирали сено, разжигали, грелись. Утром снова на трассу. В Пензе я переночевал на вокзале. На автобусе доехал до трассы на Саратов. «Камазисты», хорошие ребята, меня взяли. Только у них единственная просьба была, чтобы я им что-нибудь рассказывал. Так что приключенческий опыт у меня есть. А так я был в Киргизии, Узбекистане, но дальше Прибалтики не ездил.

В Коломну с Сорокиным[24] ездил?

Ездил, мы там с Геркой Майоровым делали огромное яблоко метровой высоты, двухметровую колонну – все из пенопласта и рог изобилия. Там были дни итальянской культуры. У них есть хорошая знакомая, у которой в Италии большое поместье. Она восстанавливает сорта плодовых деревьев, которые изображены на римских фресках. А в Коломне – яблоки, там пастилу делают. Они организовали мероприятие, ее пригласили. У нас трехцветный рог изобилия был, из яблок, в цветах итальянского флага. Нас поселили в арт-резиденции, где живут и работают художники, там не было никаких условий. Я вообще не привередливый, главное, чтобы весело было, настроение, а на бытовые моменты не обращаю внимания, об этом же и не вспомнишь потом.

Я в 1998 году ездил в Хвалынск нелегально. Они приехали группой, а я позже. Мы жили вместе с Рашидом и Морковиным[25], они потеснились… Быт – это не так важно.

Здорово, что мама не пыталась диктовать

Она направляет. Маму я очень люблю. Мы живем втроем и нам очень хорошо, два кота с нами – Яша и Жора. Мама сейчас няней работает. А когда работала на авиационном заводе, увольнялась и работала в том же детском саду, где мы с братом были. Специально, чтобы с нами быть. А когда мы подросли, она вернулась обратно на завод. Поэтому я не могу не радовать маму, выбора нет, для мамы все сделаю.

Что для тебя быть художником?

Это образ жизни, это я есть, моя природа, я с этим родился, с этим живу. Как сейчас говорят, мой крест, не знаю круг, квадрат, прямоугольник, это положение вещей.

То есть ты себя не видишь никем, кроме как художником?

Сколько я не пытался, не могу никак с этого пути свернуть, обязательно возвращаюсь.

Что бы ты на основании своего опыта сказал молодому человеку, который собирается стать художником?

Что тут скажешь, что значит – стать художником?

Вот он хочет стать художником, значит – будет, и говорить ничего не надо, это как данность?

Если человек художник, это уже видно, он уже художник. У него уже нет другого желания, например, стать космонавтом. Он с этим родился.

А если он об этом думает, значит, еще не определился?

Да, он сомневается, наверное, так. Художник – это уже на всю жизнь.

Интервью с художником было записано сотрудниками отдела современного искусства 31 мая 2012 года.

Материал подготовила Николаева Елена