«Портрет Ю.И.Казариной» К.С.Петрова-Водкина находится в Америке
17.03.2011
Свою статью «Покровители и меценаты в судьбе К.С.Петрова-Водкина», написанную в конце 2008 года, и опубликованную на сайте Радищевского музея я заканчивала словами: «К сожалению, пока не удалось найти фотографий Юлии Ивановны Казариной, но её фигура более рельефно стала выступать из тени, в которой она находилась до сегодняшнего дня».
Речь шла о меценатке будущего художника – Юлии Ивановне Казариной. Могла ли я надеяться, что через два года увижу лицо этой женщины, о которой Кузьма Сергеевич писал в 1912 году в письме к матери после скоропостижной смерти Юлии Ивановны: «<…> у меня самые нежные и чистые воспоминания об этой прекрасной женщине и человеке, который играл большую роль в моём воспитании, и это была, может быть, единственная женщина, которую я уважал всем сердцем со дня встречи с ней и до её смерти <…>». Её портрет, написанный Кузьмой Сергеевичем ещё в студенческие годы, во время учёбы в мастерской В.А.Серова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, хранится сейчас в самом сердце Силиконовой долины в небольшом американском городке Пало-Альто в штате Калифорния. Знаменит этот городок Стэнфордским университетом.
Портрет Юлии Ивановны Казариной написан в Хвалынске в 1900 году, где Казарины проводили обычно лето, а Кузьма Сергеевич – каникулы. И хотя дом Казариных был в Санкт-Петербурге, но в Хвалынске жили родственники мужа Юлии Ивановны Михаила Михайловича Казарина – купцы-старообрядцы, хлебные воротилы Хвалынска Михайловы, кроме того, здесь у них было дело: они торговали хлебом и владели одной их судоходных пристаней.
Останавливались Казарины обычно в доме Абакумовых, где одно время работала мать художника – Анна Пантелеевна. Именно в доме Абакумовых в мае 1895 года произошло знакомство семнадцатилетнего Кузьмы с Юлией Ивановной. К этой встрече Кузьма готовился: узнав от Александры Степановны Абакумовой о приезде Казариных 7 мая 1895 года, он украдкой наблюдал на пристани за их прибытием в Хвалынск на пароходе «Александр второй».
Своё впечатление от Казариных он описывал так в дневнике: «Первым я увидел Михаила Михайловича Казарина, мужа Юлии Ивановны. Он был в светло-коричневом пальто с кожаной сумкой через плечо. Под цвет пальто – шляпа. Среднего роста с частыми рыжеватыми усами. За ним шла Юлия Ивановна. Описывать женский туалет не умею – она мне показалась очень красивой».
Юлия Ивановна Казарина происходила из известного купеческого старообрядческого рода Рябушинских. Она была дочерью от второго брака Ивана Михайловича Рябушинского (1818 – 1866) – старшего сына основателя хлопчатобумажной мануфактуры Михаила Яковлевича Рябушинского.
Среди постоянных забот о развитии руководимого ими дела братья Рябушинские, как и большинство московского купечества, не забывали о благотворительных обязанностях, сопутствующих созидаемому богатству. Этим заветам своих предков осталась верна и Юлия Ивановна. С 1895 года по 1904 год - год окончания Кузьмой Сергеевичем Московского училища живописи, ваяния и зодчества, она ежемесячно выделяла ему по 25 рублей.
15 марта 1900 года Кузьма Сергеевич писал матери в Хвалынск из Москвы: «Конечно, решительно все равно, какие причины заставляли Юлию Ивановну помогать мне и истратить на меня тысячи две денег. Все-таки я должен быть ей очень и очень благодарен <…>». Но ко времени написания портрета художник «выдавит из себя по капле раба», он писал матери в том же письме: «Только решил не провести лето на счет Юлии Ивановны. Я так себя изуродовал, благодаря этим подачкам, столько приходится врать себе и другим, столько подличать приходится, что мне это стало невыносимо».
Он пытался освободиться от этой зависимости, зарабатывая самостоятельно, особенно интенсивно с начала 1900 года: давал уроки и выполнял работу (рисовал эскизы печей и каминов, лепил изразцы) на гончарном заводе Сорохтиных в селе Всехсвятском под Москвой. 12 февраля пишет матери: «Я пока не знаю, где и как проведу лето, хотя вряд ли утерплю, чтоб не увидеть весной вас и Волгу в разлив». Спустя некоторое время: «И как бы там ни случилось, а в Хвалынске я буду <…> Уроки у меня продолжатся до половины мая, и тем временем я буду работать у Сорохтина», - писал он матери 5 апреля.
Надо полагать, что во второй половине мая Кузьма Сергеевич приехал на родину, тогда же и начал писать портрет Юлии Ивановны, которая к этому времени тоже приехала в Хвалынск. Это был не заказной портрет, Юлия Ивановна любезно согласилась позировать художнику для его учебного задания. Думала ли она, что этот портрет окажется единственным свидетельством её земного существования. Не будь её благотворительной деятельности, вряд ли когда-либо вспомнили об этой женщине.
Художник поставил цель: написать человека на воздухе, и он со всей ответственностью начал работу. Но вскоре её пришлось прервать. В начале июня Кузьма Сергеевич уехал на две недели в имение Половцевой в Воронежскую губернию, там он готовил для поступления в Московское училище Григория Матвеевича Грибкова, занимаясь с ним рисунком. Но и вдали от дома думал о портрете Казариной, он писал матери в письме от 19 июня: «Как-то еще удастся кончить портрет Ю.И.? Понаедет, чай, к ним всякого люда, хотя она обещала выбрать для этого время». По возвращении в Хвалынск в конце июня художник, вероятно, продолжил работу над портретом.
Портрет Ю.И.Казариной - это и дань художника своему учителю В.А.Серову, его сияющей живописи, попытка уйти от унылых и тёмных красок к свету и цвету. На холсте изображена молодая женщина (Казариной было ко времени написания портрета чуть больше тридцати лет) сидящая в спокойной позе в трёхчетвертном повороте вправо. Она расположилась или на террасе, или около дома на воздухе в окружении цветущих кустарников. Красное платье и нарядная белая пелерина с красивым красным орнаментом, наброшенная на плечи, корреспондируют с персиковым цветом бархатистой кожи её лица, обрамлённого копной тёмных волнистых волос, собранных на затылке в пучок. Её лицо спокойно, поза расслаблена и женственна, она находится в мечтательной созерцательности.
Художнику важно было показать задумчивость, благородство, некоторую меланхолию присущую этой женщине, её простоту и скромность. Всё это выражено во взгляде синих глаз Юлии Ивановны: лёгким движением кисти художник концентрируют внимание на лице. Его он пишет несколько сеансов тщательно, с переливами светлых розоватых и желтоватых тонов. Более широко он пишет платье и пелерину, поглощающими свет, фон он тоже прописывает свободно - широкими и длинными мазками. Фигура изображённой выделяется на портрете мощным цветовым пятном, она освещена и сзади, и справа. Художник окутывает её сверкающим ореолом, всё остальное погружено в спокойный коричневато-оливковый полумрак. Ощутима симпатия художника к модели, в которой он ценил ум, образованность, а главное – отсутствие «замашек богатых выскочек».
К.С.Петров-Водкин умел подметить и передать характерные черты внешности, внутреннюю суть личности. Даже не имея фотографических изображений Юлии Ивановны, можно сказать, что портрет убедителен в смысле портретного сходства. Несколькими годами раньше Кузьма Сергеевич писал свой автопортрет, который можно сравнить с его фотографиями того времени и убедиться, что художник имел точный глаз и уверенную руку, добивался большой достоверности. Портрет Ю.И.Казариной небольшого размера, но производит впечатление монументального, в нём уже угадываются будущие портреты мастера – такие же приближенные к зрителю большие головы, погрудное изображение фигуры. Только в зрелом творчестве модели его портретов будут вступать в диалог со зрителем, их взгляд всегда пронизывает время, он устремлён на зрителя. Но в ранних портретах и картинах до 1910 годов ещё будут встречаться фигуры, обращённые «в себя», таков, например, портрет жены художника 1907 года, написанный в Париже. Изображение поясное, но во многом композиция напоминает портрет Ю.И.Казариной, тот же поворот в три четверти вправо, та же обращённость изображённой внутрь себя, но форма уже более уплощённая, освещение из одного источника акцентирует лицо и руки, внося большую силуэтность в портрет. Кстати, жена художника чем-то похожа на Юлию Ивановну: крупные черты лица, тёмные волосы, собранные в такую же причёску.
После возвращения осенью в Москву, Кузьма Сергеевич показал своим однокурсникам летние работы, в том числе и портрет Юлии Ивановны, о чём незамедлительно сообщил матери в письме от 10 октября 1900 года: «Приятелям моим «утопленница» очень понравилась, а главное Юлия Ивановна». Показал он этот портрет и своему покровителю Р.Ф.Мельцеру, который был знаком с Казариными.
В письме от 8 декабря упомянул о впечатлении Мельцера от портрета: «Вчера проводил Романа Федоровича в Петербург. Был он у меня, смотрел мои работы – некоторые очень понравились, особенно портрет Ю.И.». В следующий раз он вспомнил о портрете 29 декабря 1901 года, т.е. через год, решив показать его на ученической выставке: «На выставке я участвую, три вещи поставил – портрет Ю.И., головы мальчика и черепа». Последний раз упоминание о портрете Ю.И.Казариной появляется в письме художника к матери после смерти меценатки в феврале 1912 года. Вероятно, его хотели купить, Кузьма Сергеевич написал матери 21 марта 1912 года: «Портрет Ю.И. получил великолепно упакованный. Господин, хотевший его видеть, уже был и приводил с собой М.Казарина. Не знаю, захочет ли он приобрести портрет». Судя по некоторым деталям, речь о которых ниже, портрет тогда не был куплен и хранился в семье художника до его смерти в 1939 году.
В верхнем правом углу портрета имеется авторская подпись «К.Петров» - так в эти годы художник подписывал свои работы. Известная его монограмма «КПВ» появится позже во время учёбы в Париже. А вот надпись на оборотной стороне холста интересна для нас тем, что несёт любопытную информацию - «1893. Портрет Юлии Ивановны К. 37х49».
В 1893 году К.С.Петрову-Водкину было 15 лет, он только-только начинал свой путь в искусстве. Именно в 1893 году он уехал в Самару учиться в частную школу живописи Ф.Е Бурова и написать такой портрет ещё не мог, да и встреча с Казариной состоится только через два года.
Эта надпись выполнена не рукой К.С.Петрова-Водкина, а другом художника Людвигом Львовичем Урлаубом в 1940 году, после смерти мастера, когда жена художника Мария Фёдоровна решила произвести «ревизию» хранившегося в квартире наследия. Она составила списки живописных и графических работ, а Людвиг Львович на оборотах холстов писал названия и даты создания работ. В своей книге «Хрустальные дожди» дочь Людвига Львовича Урлауба, крестница К.С.Петрова-Водкина, известная актриса Татьяна Львовна (Людвиговна) Пилецкая приводит воспоминания отца: «Мария Фёдоровна (жена художника – В.Б.) решила привести в порядок всё художественное наследие К.С., составив подробную опись работ, и попросила ей помочь. И вот мы с ней начали эту большую работу.
Приходилось обмерять каждую картину, описать материал и установить дату написания. Я по два раза в неделю, после работы, приезжал на Кировский проспект, и работа понемногу начала продвигаться <…> В процессе работы по описи художественного наследия мне посчастливилось увидеть работы, которые не были широко известны».
Мария Фёдоровна, вероятно, ошиблась, отнеся портрет к 1893 году, помня, что именно с этого года начинается отсчёт «вхождения в искусство» К.С.Петрова-Водкина. Эта ошибка позволила определить местонахождение портрета до 1940 года, он был ещё в квартире художника на Кировском проспекте в Ленинграде. В Америку он попал уже в 1970-е годы с русскими эмигрантами.
Итак, ещё одно лицо просияло в творческом наследии мастера, осветив недостающее звено в его судьбе. «О сколько нам открытий чудных» ещё предстоит сделать в этой, казалось бы, уже до тонкости изученной жизни, которая на деле оказывается неисчерпаемым источником…
Директор Хвалынского художественно-мемориального музея К.С.Петрова-Водкина В.И.Бородина.
Речь шла о меценатке будущего художника – Юлии Ивановне Казариной. Могла ли я надеяться, что через два года увижу лицо этой женщины, о которой Кузьма Сергеевич писал в 1912 году в письме к матери после скоропостижной смерти Юлии Ивановны: «<…> у меня самые нежные и чистые воспоминания об этой прекрасной женщине и человеке, который играл большую роль в моём воспитании, и это была, может быть, единственная женщина, которую я уважал всем сердцем со дня встречи с ней и до её смерти <…>». Её портрет, написанный Кузьмой Сергеевичем ещё в студенческие годы, во время учёбы в мастерской В.А.Серова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, хранится сейчас в самом сердце Силиконовой долины в небольшом американском городке Пало-Альто в штате Калифорния. Знаменит этот городок Стэнфордским университетом.
Портрет Юлии Ивановны Казариной написан в Хвалынске в 1900 году, где Казарины проводили обычно лето, а Кузьма Сергеевич – каникулы. И хотя дом Казариных был в Санкт-Петербурге, но в Хвалынске жили родственники мужа Юлии Ивановны Михаила Михайловича Казарина – купцы-старообрядцы, хлебные воротилы Хвалынска Михайловы, кроме того, здесь у них было дело: они торговали хлебом и владели одной их судоходных пристаней.
Останавливались Казарины обычно в доме Абакумовых, где одно время работала мать художника – Анна Пантелеевна. Именно в доме Абакумовых в мае 1895 года произошло знакомство семнадцатилетнего Кузьмы с Юлией Ивановной. К этой встрече Кузьма готовился: узнав от Александры Степановны Абакумовой о приезде Казариных 7 мая 1895 года, он украдкой наблюдал на пристани за их прибытием в Хвалынск на пароходе «Александр второй».
Своё впечатление от Казариных он описывал так в дневнике: «Первым я увидел Михаила Михайловича Казарина, мужа Юлии Ивановны. Он был в светло-коричневом пальто с кожаной сумкой через плечо. Под цвет пальто – шляпа. Среднего роста с частыми рыжеватыми усами. За ним шла Юлия Ивановна. Описывать женский туалет не умею – она мне показалась очень красивой».
Юлия Ивановна Казарина происходила из известного купеческого старообрядческого рода Рябушинских. Она была дочерью от второго брака Ивана Михайловича Рябушинского (1818 – 1866) – старшего сына основателя хлопчатобумажной мануфактуры Михаила Яковлевича Рябушинского.
Среди постоянных забот о развитии руководимого ими дела братья Рябушинские, как и большинство московского купечества, не забывали о благотворительных обязанностях, сопутствующих созидаемому богатству. Этим заветам своих предков осталась верна и Юлия Ивановна. С 1895 года по 1904 год - год окончания Кузьмой Сергеевичем Московского училища живописи, ваяния и зодчества, она ежемесячно выделяла ему по 25 рублей.
15 марта 1900 года Кузьма Сергеевич писал матери в Хвалынск из Москвы: «Конечно, решительно все равно, какие причины заставляли Юлию Ивановну помогать мне и истратить на меня тысячи две денег. Все-таки я должен быть ей очень и очень благодарен <…>». Но ко времени написания портрета художник «выдавит из себя по капле раба», он писал матери в том же письме: «Только решил не провести лето на счет Юлии Ивановны. Я так себя изуродовал, благодаря этим подачкам, столько приходится врать себе и другим, столько подличать приходится, что мне это стало невыносимо».
Он пытался освободиться от этой зависимости, зарабатывая самостоятельно, особенно интенсивно с начала 1900 года: давал уроки и выполнял работу (рисовал эскизы печей и каминов, лепил изразцы) на гончарном заводе Сорохтиных в селе Всехсвятском под Москвой. 12 февраля пишет матери: «Я пока не знаю, где и как проведу лето, хотя вряд ли утерплю, чтоб не увидеть весной вас и Волгу в разлив». Спустя некоторое время: «И как бы там ни случилось, а в Хвалынске я буду <…> Уроки у меня продолжатся до половины мая, и тем временем я буду работать у Сорохтина», - писал он матери 5 апреля.
Надо полагать, что во второй половине мая Кузьма Сергеевич приехал на родину, тогда же и начал писать портрет Юлии Ивановны, которая к этому времени тоже приехала в Хвалынск. Это был не заказной портрет, Юлия Ивановна любезно согласилась позировать художнику для его учебного задания. Думала ли она, что этот портрет окажется единственным свидетельством её земного существования. Не будь её благотворительной деятельности, вряд ли когда-либо вспомнили об этой женщине.
Художник поставил цель: написать человека на воздухе, и он со всей ответственностью начал работу. Но вскоре её пришлось прервать. В начале июня Кузьма Сергеевич уехал на две недели в имение Половцевой в Воронежскую губернию, там он готовил для поступления в Московское училище Григория Матвеевича Грибкова, занимаясь с ним рисунком. Но и вдали от дома думал о портрете Казариной, он писал матери в письме от 19 июня: «Как-то еще удастся кончить портрет Ю.И.? Понаедет, чай, к ним всякого люда, хотя она обещала выбрать для этого время». По возвращении в Хвалынск в конце июня художник, вероятно, продолжил работу над портретом.
Портрет Ю.И.Казариной - это и дань художника своему учителю В.А.Серову, его сияющей живописи, попытка уйти от унылых и тёмных красок к свету и цвету. На холсте изображена молодая женщина (Казариной было ко времени написания портрета чуть больше тридцати лет) сидящая в спокойной позе в трёхчетвертном повороте вправо. Она расположилась или на террасе, или около дома на воздухе в окружении цветущих кустарников. Красное платье и нарядная белая пелерина с красивым красным орнаментом, наброшенная на плечи, корреспондируют с персиковым цветом бархатистой кожи её лица, обрамлённого копной тёмных волнистых волос, собранных на затылке в пучок. Её лицо спокойно, поза расслаблена и женственна, она находится в мечтательной созерцательности.
Художнику важно было показать задумчивость, благородство, некоторую меланхолию присущую этой женщине, её простоту и скромность. Всё это выражено во взгляде синих глаз Юлии Ивановны: лёгким движением кисти художник концентрируют внимание на лице. Его он пишет несколько сеансов тщательно, с переливами светлых розоватых и желтоватых тонов. Более широко он пишет платье и пелерину, поглощающими свет, фон он тоже прописывает свободно - широкими и длинными мазками. Фигура изображённой выделяется на портрете мощным цветовым пятном, она освещена и сзади, и справа. Художник окутывает её сверкающим ореолом, всё остальное погружено в спокойный коричневато-оливковый полумрак. Ощутима симпатия художника к модели, в которой он ценил ум, образованность, а главное – отсутствие «замашек богатых выскочек».
К.С.Петров-Водкин умел подметить и передать характерные черты внешности, внутреннюю суть личности. Даже не имея фотографических изображений Юлии Ивановны, можно сказать, что портрет убедителен в смысле портретного сходства. Несколькими годами раньше Кузьма Сергеевич писал свой автопортрет, который можно сравнить с его фотографиями того времени и убедиться, что художник имел точный глаз и уверенную руку, добивался большой достоверности. Портрет Ю.И.Казариной небольшого размера, но производит впечатление монументального, в нём уже угадываются будущие портреты мастера – такие же приближенные к зрителю большие головы, погрудное изображение фигуры. Только в зрелом творчестве модели его портретов будут вступать в диалог со зрителем, их взгляд всегда пронизывает время, он устремлён на зрителя. Но в ранних портретах и картинах до 1910 годов ещё будут встречаться фигуры, обращённые «в себя», таков, например, портрет жены художника 1907 года, написанный в Париже. Изображение поясное, но во многом композиция напоминает портрет Ю.И.Казариной, тот же поворот в три четверти вправо, та же обращённость изображённой внутрь себя, но форма уже более уплощённая, освещение из одного источника акцентирует лицо и руки, внося большую силуэтность в портрет. Кстати, жена художника чем-то похожа на Юлию Ивановну: крупные черты лица, тёмные волосы, собранные в такую же причёску.
После возвращения осенью в Москву, Кузьма Сергеевич показал своим однокурсникам летние работы, в том числе и портрет Юлии Ивановны, о чём незамедлительно сообщил матери в письме от 10 октября 1900 года: «Приятелям моим «утопленница» очень понравилась, а главное Юлия Ивановна». Показал он этот портрет и своему покровителю Р.Ф.Мельцеру, который был знаком с Казариными.
В письме от 8 декабря упомянул о впечатлении Мельцера от портрета: «Вчера проводил Романа Федоровича в Петербург. Был он у меня, смотрел мои работы – некоторые очень понравились, особенно портрет Ю.И.». В следующий раз он вспомнил о портрете 29 декабря 1901 года, т.е. через год, решив показать его на ученической выставке: «На выставке я участвую, три вещи поставил – портрет Ю.И., головы мальчика и черепа». Последний раз упоминание о портрете Ю.И.Казариной появляется в письме художника к матери после смерти меценатки в феврале 1912 года. Вероятно, его хотели купить, Кузьма Сергеевич написал матери 21 марта 1912 года: «Портрет Ю.И. получил великолепно упакованный. Господин, хотевший его видеть, уже был и приводил с собой М.Казарина. Не знаю, захочет ли он приобрести портрет». Судя по некоторым деталям, речь о которых ниже, портрет тогда не был куплен и хранился в семье художника до его смерти в 1939 году.
В верхнем правом углу портрета имеется авторская подпись «К.Петров» - так в эти годы художник подписывал свои работы. Известная его монограмма «КПВ» появится позже во время учёбы в Париже. А вот надпись на оборотной стороне холста интересна для нас тем, что несёт любопытную информацию - «1893. Портрет Юлии Ивановны К. 37х49».
В 1893 году К.С.Петрову-Водкину было 15 лет, он только-только начинал свой путь в искусстве. Именно в 1893 году он уехал в Самару учиться в частную школу живописи Ф.Е Бурова и написать такой портрет ещё не мог, да и встреча с Казариной состоится только через два года.
Эта надпись выполнена не рукой К.С.Петрова-Водкина, а другом художника Людвигом Львовичем Урлаубом в 1940 году, после смерти мастера, когда жена художника Мария Фёдоровна решила произвести «ревизию» хранившегося в квартире наследия. Она составила списки живописных и графических работ, а Людвиг Львович на оборотах холстов писал названия и даты создания работ. В своей книге «Хрустальные дожди» дочь Людвига Львовича Урлауба, крестница К.С.Петрова-Водкина, известная актриса Татьяна Львовна (Людвиговна) Пилецкая приводит воспоминания отца: «Мария Фёдоровна (жена художника – В.Б.) решила привести в порядок всё художественное наследие К.С., составив подробную опись работ, и попросила ей помочь. И вот мы с ней начали эту большую работу.
Приходилось обмерять каждую картину, описать материал и установить дату написания. Я по два раза в неделю, после работы, приезжал на Кировский проспект, и работа понемногу начала продвигаться <…> В процессе работы по описи художественного наследия мне посчастливилось увидеть работы, которые не были широко известны».
Мария Фёдоровна, вероятно, ошиблась, отнеся портрет к 1893 году, помня, что именно с этого года начинается отсчёт «вхождения в искусство» К.С.Петрова-Водкина. Эта ошибка позволила определить местонахождение портрета до 1940 года, он был ещё в квартире художника на Кировском проспекте в Ленинграде. В Америку он попал уже в 1970-е годы с русскими эмигрантами.
Итак, ещё одно лицо просияло в творческом наследии мастера, осветив недостающее звено в его судьбе. «О сколько нам открытий чудных» ещё предстоит сделать в этой, казалось бы, уже до тонкости изученной жизни, которая на деле оказывается неисчерпаемым источником…
Директор Хвалынского художественно-мемориального музея К.С.Петрова-Водкина В.И.Бородина.
Наши партнеры
