Вне канона. Глава II: Саратов

Экспозиция «Вне канона. Глава II: Саратов» концептуально и хронологически связана сразу с двумя проектами – прежде всего, с выставкой «Вне канона», которая была подготовлена Государственным музейно-выставочным центром «Росизо» и показана в 2013 – 2014 годах в Москве, Ярославле и Нижнем Новгороде, и где были представлены работы современных московских художников. А также – с выставкой из собрания Радищевского музея, посвященной русскому религиозному искусству XVIII – начала XX века, которая экспонируется параллельно в историческом здании музея.

Наша выставка расширяет концепцию первого проекта, поскольку наряду с произведениями на религиозные сюжеты, в нее включены работы светские по содержанию, но выполненные с использованием формально-стилистических принципов канонического искусства. Хронологические рамки экспозиции почти на столетие вперед «сдвинуты» относительно второго проекта и охватывают период с последней четверти ХХ века до настоящего времени, что позволяет продолжить разговор о русском религиозном искусстве и показать, насколько расширился не только диапазон средств репрезентации, которыми художники пользуются для воплощения сакральных мотивов, но и спектр самих этих мотивов.

На выставке представлены живописные и скульптурные композиции сорока саратовских художников, выполненные в стилистике разных направлений современного искусства и с разной степенью личностного погружения в «материал». Условно эти композиции можно разделить на несколько групп.

К первой относятся работы, так или иначе связанные с семантическим полем священных текстов. При этом в одних работах авторы в минимальной степени вмешиваются в смысл канонических сюжетов – как в разных вариантах «Бегства в Египет» (Алексей Карнаухов, Юлия Стогнева, Юрий Пашкин, Рашид Салямов), «Распятия» (Наталья Моисеева, Татьяна Желнина) или «Благовещения» (Геннадий Панфёров, Андрей и Ирина Мельниковы) – стремясь скорее к тому, чтобы древние истории убедительно прозвучали на языках современного искусства, и надо признать, во многих случаях им это прекрасно удается. В других произведениях художники, оставаясь в поле религиозного мировоззрения, создают оригинальные символические образы, на первый взгляд, довольно далекие от канонических, но по сути, тесно с ними связанные цепочками опосредующих ассоциаций.

Картина Татьяны Хахановой «Свет миру» – это размышление художника о самом сокровенном: предназначении человека, поиске веры, правильности пути. С помощью резких мазков, напряженных цветовых сочетаний передается ощущение неизбежности вселенской трагедии. Но, излучающий свет образ Иисуса Христа, помещенный в центр композиции, утверждает безусловную победу Любви в вечной борьбе добра и зла, духа и плоти.

Название триптиха Павла Маскаева «Благословен день и час» (2008) напоминает первые слова молитвы святителя Иоасафа Белгородского, а созданная художником композиция с монументальной фигурой архангела Салафиила в центре, зримо выражает веру в присутствие в мире животворящего божественного начала.

Владимир Мошников назвал свою работу «Утренней фантазией» (2016), стремясь подчеркнуть ее неканонический статус. Однако, если не по иконографии, то по духовному строю она явно восходит к традиционному православному образу «Покрова Пресвятой Богородицы», в котором воплощена идея заступничества высшей сущности, оберегающей человечество не оружием, но силой любви и сострадания.

По-своему мотив защиты и духовного возвышения человека интерпретирует и Андрей Щербаков. В его скульптуре «Полет с ангелом» человеческая душа в буквальном смысле заключена в ангельские объятия и возносится ввысь.

Теме контакта с сакральным посвящены еще несколько работ. «Поцелуй» Юрия Лаврентьева создан под впечатлением от стихотворения саратовского поэта Светланы Кековой из цикла «Печальные октавы». Однако в трактовке живописца поцелуй ангела, позволяющий состояться «событью любви», окрашивает его не голубыми тонами «житейской печали», но яркими золотисто-солнечными красками радости.

Сюжет картины Елены Панфёровой «Встреча на реке» (2006) напрямую не связан ни с одним каноническим образом, но то, как художница изображает своих персонажей – их безмятежная отрешенность, замедленное движение в потоке света навстречу друг другу и сама нежность прикосновения – позволяет предположить, что она стремилась запечатлеть момент «совпадения» душ в сакральном пространстве, – и причислить эту работу к руслу религиозного искусства.

В скульптуре «Прикосновение» Николай Камышников использует предельно абстрагированные формы, однако в них без труда угадываются очертания двух фигур, пластика которых дает возможность истолковать композицию либо как богородичную, либо шире – как контакт человека с высшей духовной сущностью.

«Рыбаки» (1996) Алексея Кондрашова – символическое воплощение евангельского образа апостолов как «ловцов человеков». В верхней части картины на опрокинутом по вертикали озере-небе рыбаки-апостолы забрасывают сети, а внизу, на берегу-земле ждут своих мужей-ловцов жены – души.

К другой группе – немногочисленной, но являющейся одним из концептуальных «полюсов» выставки – можно отнести работы Бориса Давыдова, Виктора Чудина и Вячеслава Лопатина. «Картина-протест против войны» Бориса Давыдова строится по принципу житийной иконы и представляет собой повествование о «житии» простого человека, попадающего в жернова Истории. В «среднике» художник помещает обезличенную человеческую фигуру-манекен с мишенью на груди, которая может восприниматься как некий аналог христианского распятия, а в «клеймах» – сталкивает и одновременно уравнивает судьбы советского и немецкого солдат, как расходного материала в борьбе великих держав. В работе Вячеслава Лопатина «И мы тоже были», также посвященной Второй мировой войне, могут прочитываться как каноническая форма православной богородичной иконы «Одигитрия», так и распространенное в католической традиции изображение «Святой Анны втроем». Вкладывая золотое ружье в руки молодой женщины, художник акцентирует заступническую роль матери, превращая ее в смысловую доминанту своей картины. «Мать и дитя» Виктора Чудина отсылает к одному из самых любимых в православной традиции иконографических типов изображения Богородицы – «Умилению». Максимально обобщенно трактуя тему материнства, художник возвышает образ женщины с младенцем до религиозного звучания. К этой же группе примыкают объекты Андрея Ванина. В композиции «Крест-2» он обращается к сюжету распятия, создавая экзистенциальный образ современного человека.

Особый раздел выставки составляют работы Владимира Солянова. Их невозможно причислить ни к одной из групп, поскольку художник пытался создать собственный изобразительный канон, в котором воплощал свои метафизические представления. Основу этого канона составляют простейшие геометрические символы (круг, квадрат, треугольник, крест), которые, по мнению Солянова, обладают архетипическими значениями, доступными пониманию каждого зрителя. Он понимал искусство как высшую форму духовной деятельности человека и был уверен, что оно должно иметь свой храм, где выстроенные в определенной последовательности символы складываются в единое сакральное пространство.

Единственная работа на выставке, связанная не с христианским каноном, а с традицией исламского искусства – декоративное панно Рашида Салямова. Центром композиции здесь является каллиграфическая надпись на арабском языке, в переводе означающая «Во имя Бога, Милостивого и Милосердного». Медитативное звучание композиции достигается прежде всего за счет небесно-голубого колорита, на первый взгляд очень лаконичного, но на самом деле построенного на тончайших цветовых переходах.

Мы надеемся, что выставка, объединившая в одном пространстве произведения художников с совершенно разным мироощущением, станет поводом поразмышлять о смысле религиозности как таковой и о разных возможностях ее визуального воплощения – и продемонстрирует, что все мы ищем ответы на одни и те же, «главные», вопросы человеческого бытия, которые остаются актуальными во все времена.